МГИМО

Ректор МГИМО-Университета, академик РАН, чрезвычайный и полномочный посол рассказал «Аэрофлот premium» об искусстве переговорного процесса, о пользе прагматизма и о том, чему учат только в Институте международных отношений.

Что главное в дипломатической работе — талант и интуиция или знание некой технологии?

Конечно, талант и интуиция. Талант и интуиция вообще в любом деле самое главное. Но без знания неких правил, хотя бы их основ, тоже нельзя идти на дипломатическую службу. Поскольку есть веками уже устоявшиеся правила.

Первую часть вы как-то развиваете в студентах? Возможно ли вообще как-то это развивать?

Возможно. Несомненно. И есть для этого даже специальные курсы. Долгое время у нас был, например, курс «альтернативной» истории, когда тот или иной процесс рассматривался в контексте вариативности, как он мог бы развиваться.

То самое сослагательное наклонение?

Да. Очень полезно студентам на эту тему порассуждать. У нас вообще очень развиты игры, симуляции. Моделируем ООН, Совет Европы. Поэтому у студентов есть возможность повоображать себя в той или иной роли.

Конфликты присутствуют?

Да, вот модель ООН только что прошла, там много было в том числе и конфликтных сюжетов. Есть сюжеты исторически уже сложившиеся, такие как ситуация на Ближнем Востоке или корейский вопрос. Но есть и сюжеты не так давно возникшие, они тоже являются предметом обсуждения.

Насколько важно ездить в некую страну чтобы понять, что там на самом деле происходит? Можно ли составить представление по информации, полученной из СМИ и от специалистов?

Очень важно бывать в стране, чтобы хорошо разбираться в ней. Поэтому у нас есть целая программа, которую поддерживают в том числе наши спонсоры из бывших выпускников — Усманов, Потанин, Шодиев и другие. Эта программа предполагает поездки студентов за рубеж как для изучения языка, так и для участия в разных конкурсах. И наши команды добиваются там неплохих результатов. Скажем, в Вашингтоне на конкурсе по международному праву наша команда вошла в пятерку, хотя там принимало участие 130 университетов.

Есть какой-то эксклюзивный набор навыков от МГИМО, которым вы стараетесь научить непременно и которым не учат другие вузы?

Я бы сказал, что наша эксклюзивность выражается в первую очередь в хорошем знании иностранных языков. Но не просто иностранных языков, а языка специальности. Вот этому, пожалуй, на нашем уровне никто больше не учит. Мы, может, где-то отстаем от того же юрфака МГУ, например, в части теории иликаких-то специальных дисциплин. Но это связано с тем, что у наших студентов порядка 14–16 часов в неделю отводится занятиям иностранными языками.

Это огромное количество времени.

Огромное, да. И поскольку приходит часть студентов с приличным общим языком, то есть говорить более-менее могут, кафедры сразу сосредотачиваются на специальном языке — юридическом, экономическом, финансовом, энергетическом. И в той конкурентной среде, которая сегодня складывается, выпускники МГИМО часто получают выгодные рабочие места именно потому, что побеждают в этой сфере.

У ваших выпускников, насколько я себе представляю, задача даже не в том, чтобы понимать, о чем речь, а в том, чтобы в это время обдумывать свой ответ, который при этом должен быть не слишком откровенным.

Да, конечно. Переговорный процесс становится более сложный во всех сферах, не только в дипломатической. Хотя бы потому, что переговорщики имеют возможность в реальном времени получать дополнительную информацию благодаря возможностям, которые дает современная электроника. И конечно, это требует совсем иной подготовки, чем раньше. Здесь уже и блефовать нельзя. И придумать что-то не получится. Ведь все можно проверить буквально сразу, на ходу. Конечно, неприлично прямо на переговорах перепроверять собеседника. Но можно же всегда выйти водички попить. И когда весь этот процесс идет, важно не тратить дополнительного времени, чтобы в голове сформулировать мысль на иностранном языке. Именно поэтому мы единственный в мире вуз, в котором преподается 53 (!) иностранных языка. Мы с этим даже попали в Книгу рекордов Гиннесса, и пока что нас никто не обошел.

Работа дипломата осталась престижной, но по сравнению с советскими временами она стала не так выгодна с материальной точки зрения. Вы не сталкиваетесь с недостатком у студентов мотивации к тому, чтобы работать на дипслужбе после института?

Ну, во-первых, университет большой и на дипслужбе в любом случае оказывается небольшая часть выпускников. И это естественно, потому что дипломатическая служба связана с определенными ограничениями, которые не всем по нраву. Это и дисциплина соответствующая…

И дресс-код!

Да, и готовность поехать не только в Хорватию, на море, или в Италию, развалины посмотреть, но и, например, в Центральную Африку, где жарко и насекомые всякие неприятные летают.

И пожить там лет пять.

Ну, в Африке обычно три-четыре, но это тоже часть жизни. Но я считаю, что дипслужба сегодня отличается от прежней — тем, что сейчас рост намного быстрее. В наше время считалось, что в 30 лет стать первым секретарем — это достижение. А сейчас много ребят до 30 в таких должностях уже работают. И в целом дипслужба помолодела. Так что здесь есть свои вызовы, но есть и преимущества. Да и зарплата сейчасболее-менее приличная, и руководство думает о том, как условия жизни для дипломатов улучшить.

Каким должно быть в правильном дипломате соотношение цинизма и идеализма?

Видите ли, это смотря что понимать под цинизмом. Я считаю, что в дипломатии должен быть прагматизм. Если считать, что цинизм и прагматизм — это равновесные понятия, тогда я бы сказал, что доля цинизма должна быть. Но я все-таки назвал бы это прагматизмом. Идеализм тоже должен быть, конечно. И он должен включать в себя понимание того, что вы страну представляете.

Спросил про цинизм и вспомнил эти истории с утечками. Когда речи дипломатов в приватной беседе сильно отличаются от того, что они заявляют на публике.

Ну мы же с вами тоже никогда не позволим себе в обществе нецензурных выражений, правда? Но мы тем не менее себе их позволяем, когда с мужчинами пиво пьем. Это просто новая реальность. Никто никогда не предполагал, что приватный разговор не просто будет прослушиваться — это дипломаты всегда предполагают, — но что он будет еще и обнародоваться. И это просто надо принять во внимание и сделать для себя выводы.

Возможно, если бы произошли утечки разговоров Чичерина или Киссинджера, примерно такие же выражения там присутствовали бы.

Мы по мемуарам знаем, что многие известные дипломаты любили сильное словцо. Но в целом я бы сказал, что это нетипично для дипломатов.

Опять же про Киссинджера. Как вы относитесь к мысли, что дипломатия — это продолжение войны другими средствами?

Дипломатия — это искусство компромисса, помимо всего прочего. Позиция может быть сначала очень жесткой, потом трансформироваться в ходе переговоров. А иногда и жесткость помогает выйти из кризисной ситуации. Нет однозначного ответа, я думаю. Другое дело, что по человеческим качествам иногда непросто мягкому человеку занимать некую аррогантную позицию. Но в этом и есть искусство дипломатии, чтобы сочетать в себе мягкость и жесткость.

У дипломатов, как у всех профессионалов, есть международное сообщество. Когда приходится излагать некую позицию, непопулярную в других странах, не возникает дискомфорта при общении с иностранными коллегами?

Я считаю, хороший пример — Анатолий Федорович Добрынин, бывший наш посол в США, который имел массу друзей среди американцев, они бывали у него дома. Он мог быть совершенно обаятельным, милым человеком, но, когда дело касалось интересов государства, мог быть и очень жестким. Другое дело, что личные отношения помогали ему и нивелировать эту жесткость. Это то, о чем я говорил: когда человек решает для себя, что пойдет по дипломатической линии, он должен понимать, что это далеко не всегда будет комфортно.

У вас в силу карьеры наверняка должна быть привычка к протоколу. Она стала частью натуры или иногда отвлекаетесь?

Нет, конечно, протокол не стал привычкой. Я не считаю, что надо быть все время в застегнутом мундире.

То есть в характер это не проникает? Не то чтобы дома вы переодевались к обеду?

Да упаси бог! Я всю жизнь босиком хожу дома, в рубашенции какой-нибудь стираной-перестираной, потому что она мягкая и удобная.

Как вы относитесь к популярной идее, что с ходом глобализации нации и страны исчезнут, а вместе с ними и конфликты?

Не думаю, что это так. И нации останутся, и конфликты будут. Мы сейчас видим, что стремление к национальной самоидентификации в разных регионах очень сильное. И в Евросоюзе, и в странах АСЕАН, и в Латинской Америке. И это нормально, потому что любая страна хочет сохранить свое лицо. Также как любой человек, будь он даже конформист, хочет хоть чем-то отличаться от других, сохранять свое «я». Я думаю, что никогда глобализация к раскачиванию этого принципа не приведет.

Вы не думаете, что это все последний всплеск попыток сохранить идентификацию перед всеобщей унификацией?

Нет, не думаю. Мне кажется, наоборот, глобализация приведет к тому, что каждой нации захочется иметь что-то свое, чтобы отличаться от остальных. Потому что во всех сферах они станут настолько похожи, что захочется хотя бы шляпу носить другого фасона. Я, конечно, не Глоба, но по последним трендам я вижу во многих странах желание свою идентичность сохранить.

Есть ли какой-то международный профессиональный рейтинг дипломатов? И если есть, какое место наши там занимают?

Насчет рейтинга не знаю, но лучшие — наши.

Читать интервью (.pdf)

Беседовал Игнат САХАРОВ