Николай Юрьевич Романов

Несколько лет назад, на праздновании юбилея Института, находясь на приеме в обществе среди отставных и ныне действующих выпускников, мне удалось услышать преогромнейшее количество всевозможных забавных историй и эпизодов, связанных с работой сов./рос. загранспециалистов, имевших место в настоящем и в прошлом. Увы, но до сих пор жалею, что не взял с собой диктофон или более компактное записывающее устройство. Поскольку большинство этих часто забавных, а иногда и трагичных историй стоили того, чтобы быть записанными и войти в аналлы истории, тем более что их носителей с каждым годом становится всё меньше, да и сами они все больше забываются.

Ниже приводятся несколько книжно-печатных вариаций на тему того, что звучало в тот вечер между выпускниками разных лет, взятых из разных печатных источников.

Полагаю, что и у присутствующих есть, что к этому добавить от себя, из личного опыта.

-------

“Пьянство за границей считалось (а может, и сейчас считается) наименьшим из грехов. Более того, вовсе не пьющий человек вызывал подозрение и его обычно отторгали. Ну напились ребята, провинились. Но ведь Родине не изменили? Не изменили.

Но насыщения раствора, ведущего к выпадению осадка, еще не произошло, уровень идиотизма должен был подняться. И добрая судьба на этой почве всё больше осложняла ситуацию в нашем посольстве.

Сначала рехнулся военный атташе. Потом сошел с ума Нарциссов, за ним последовал стажер (правда, это было попозже), а вершиной событий стал побег Казначеева, и, наконец, не состоявшееся предательство Игоря Можейко.

С военным атташе было вот что.

Он переработал, переволновался, не хотел на пенсию, а хотел стать генералом. Он много думал и тревожился. И, заглянув к послу, сообщил ему конфиденциально (посол был человеком незлым, разумным, и к нему хотелось прийти с жалобами на жизнь), что он является американским шпионом. Я уж не помню деталей, но то ли посол отлучился, то ли кто-то чего-то не понял, но 'нашего полковника отвезли на "скорой помощи" в Центральный госпиталь, в нервное отделение.

Там он дождался, пока выйдет луна, выбрался на балкон, оттуда в сад и начал по саду бегать, искать выход и всем сообщать на английском языке, что он вовсе не американский шпион, как о нем думают товарищи, а настоящий советский патриот.

В Центральном госпитале Рангуна всегда дежурили репортеры из основных газет, чтобы первыми узнать, откуда привезли того или иного раненого или обожженного пациента. И сделать репортаж.

Они и увидели, как по дорожкам бегает человек в халате. Человек не скрыл от них правду о своих убеждениях. Тут его сняли с пальмы санитары, скрутили и передали молодцам из посольства.

Утром все газеты Бирмы вышли с шапками во всю первую полосу: "Русский военный атташе выбрал свободу!", "Головорезы из русского посольства держат в плену честного человека!" В те дни было какое-то очередное охлаждение в отношениях Бирмы с СССР, по-моему, из-за китайских поползновений на севере. Так что история с атташе была кстати.

Уверенные в том, что посольство будет вывозить несчастного правдолюбца в русскую тюрьму, журналисты, числом с полсотни, дежурили в порту, где стояло наше судно и не двигалось с места в ожидании инструкций, а другие полсотни отправились в аэропорт Мингаладон, чтобы перехватить атташе там.

И правда, после энергичных совещаний и обмена шифровками с Москвой из ворот посольства вырвался кортеж машин и рванул к порту. Большая часть журналистов преследовала кортеж и встречала в порту.

В то же время из посольства выскочил второй кортеж и помчался в Мингаладон. В аэропорту полковника провели сквозь строй журналистов, репортеры предлагали полковнику выбрать свободу, коменданты и другие младшие чинами чекисты махали газетами перед лицами фотографов и несколько аппаратов, говорят, разбили. А полковник, ничего не понимавший и, очевидно, нагруженный лекарствами, махал ручкой, полагая, что его провожают поклонники, и кричал:

- Спасибо, товарищи!

Так он и исчез. В том случае имел место преувеличенный нервный патриотизм, а не желание рвануть на Запад. Иначе чего бы полковнику бегать в ночной рубашке по саду госпиталя и кричать, что он честный ленинец.

Но в посольстве росла температура психоза. Особого, советского, неодолимого и остервенелого.
 

И тут сорвался наш Нарциссов. Он жил в доме над моим другом переводчиком Кириллом Шаньгиным и служил на строительстве чертежником. Был он тихим, робким человеком изящных жестов и выражений. Любил говорить: "Вот не помер младенцем, теперь всю жизнь мучайся". И не ложился спать без бутылочки местного мандалайского джина, напитка грубоватого, но близкого русской душе.

Кирилл рассказывал, что вечером они сидели, пили чай и вдруг услышали сверху страшный грохот. Когда вбежали наверх, то увидели, что Нарциссов лежит под чугунной ванной. То есть он втиснулся под нее, приподняв эту тонну металла телом. Его вытащили и спросили, почему он так поступает.

Нарциссов внятно объяснил, что в соседнем доме поселилась английская семья. Эта семья получила задание запустить в Нарциссова меченый атом. Этот атом будет ходить по сосудам, а англичане узнают все его мысли. Вот и пришлось чертежнику лезть под ванну, потому что лучи сквозь чугун не проникают. Нарциссова отвезли в посольство, заперли в медпункте и стали ждать самолета, который летал раз в неделю.

Первый день Нарциссов провел спокойно, но на второй затосковал и объяснил своим тюремщикам, что теперь ему незачем жить, потому что никто в Москве не поверит, что он патриот, все там уже знают, как он продался международному империализму. И смысла жить нет.

В роли тюремщиков в тот момент выступали два посольских стажера, которые играли в шахматы на прикроватном столике. Нарциссов не спеша отошел к стене, уперся в нее спиной, потом неожиданно оттолкнулся и кинулся вперед на выступающий угол противоположной стены. И раскроил себе голову.

Не до смерти. Но до самолета он лежал в лежку, а к самолету шел с обвязанной бинтами головой. А за ним бежали бирманские фотографы... Их репортажи назывались: "Вторая жертва коммунистов".

Обратите внимание: уже две жертвы стремились доказать, что они патриоты и коммунисты.
Дальнейший рассказ приведет нас к людям других убеждений.

Приехал в посольство стажер. Бирманист, который целый год ждал поездки, переживал, нервничал, уже не верил, что ему удастся попасть в любимую, но недосягаемую Бирму. Он был так счастлив, что первую неделю вовсе не спал.

Как и положено комсомольскому идеалисту, он сразу же согласился нести полсотни общественных нагрузок, которые были рады взвалить на него ветераны, стал редактором стенгазеты, членом месткома, вратарем в футбольной команде ..., а ночами читал бирманские газеты, слушал радио, зубрил местоимения...

На второй неделе стажер пошел в столовую, которая стояла на территории посольства, в самом дальнем углу, взял там тарелку супа и, пользуясь тем, что после обеда все замерло от жары и сытости, вошел в главное здание, поднялся к послу в кабинет и поставил тарелку на стол руководителю нашего посольства.

- Кушайте, - мягко попросил стажер посла, - вам надо подкрепиться. Нам с вами сейчас придется взять вашу машину и поехать своим ходом в Бангкок, а оттуда на пароходе в Штаты. Я решил изменить Родине...

Посол сделал вид, что согласился, схлебал весь суп, рассуждая, как бы схватить и скрутить стажера, и думая притом, какой отвратительный суп готовят повара для экономных сотрудников посольства. У самого посла был свой повар.

Ничего не придумав, посол доедал суп, и тут на его счастье в кабинет вошел дежурный секретарь посольства Саша Развив. Вдвоем с послом они скрутили стажера. Эта история так не кончилась. Стажер дождался самолета и улетел на самолете Аэрофлота ! Сопровождал его один из атташе посольства, который собирался в отпуск. Самолет перелетел границу Родины, пошел над Сибирью. Сопровождающий атташе успокоился и задремал.

Стажер вежливо и спокойно спросил, можно ли ему пойти в туалет? Атташе не возражал. Через пять минут по самолету прокатился изумленный гул. Почувствовав неладное, атташе проснулся и вскочил. По проходу медленно шел абсолютно голый стажер, неся свернутые в охапку вещи.

- Ты что? - спросил атташе.
- Тише, - ответил стажер. - Меня никто не должен узнать.

И последними событиями в этой сумасшедшей серии, оказались два удачных бегства ...

Через несколько дней Саша Казначеев ушел из посольства, даже оставив там свою машину, чтобы его не могли обвинить в уголовщине. Затем он пришел в американское посольство и попросил политического убежища. Тогда это было еще в новинку, но измена Родине странным делом прошла гладко. Он даже встречался по требованию посольства с нашим консулом и резидентом (то есть одним из советников) и подтвердил, что убежал сознательно и никто его не похищал. Потом Саша жил в Америке, написал довольно скучную книжку и вроде бы погиб в автомобильной катастрофе."

"Да, пили много, изрядно и со вкусом. Такая жизнь у нас в посольстве продолжалась долго, пока шеф с консулом не напились до такой степени на пришедшем к нам судне, что потеряли портфель с паспортами дипкурьеров. Кто бывал за границей, понимает, какое это чрезвычайное происшествие.

Ситуация осложнилась тем, что поздно вечером к нашему посольству подошли два индуса и сказали, что случайно нашли в порту портфель и могут уступить его советским друзьям за умеренное вознаграждение. Дежурил в воротах комендант, отличавшийся умом и сообразительностью, подобно птице Говорун. Он хитро подмигнул индусам и сказал:

- Дайте мне один паспорт, я посмотрю, настоящий ли он.

Индусы посовещались под фонарем у ворот, потом протянули сквозь решетку паспорт. Комендант схватил паспорт, засунул его за пояс, отбежал на почтительное расстояние и закричал:

- А теперь, сволочи, гоните второй паспорт, а не то в полицию позвоню!
 

Индусы плюнули в желтую пыль и ушли продавать второй паспорт американцам.”

“Как-то в Майсуре наш директор довел до сведения охотников, что нам нужен большой, а еще лучше – очень большой, громадный удав. В их среде возникло оживление и на следующий день перед верандой с самого рассвета появились смуглые люди в вязанных шерстяных шапочках, воинских свитерах и белых дхоти. Один принес удава на плечах, как коромысло, второй возвал мопощника. Они держали змею за шею и хвост, а пузо касалось земли. Вот этого удава наш шеф и купил.

Так что наша группа приехала в Дели, отягощенная трофеями. Мы поселились с директором в большой и очень высокой комнате старой делийской гостиницы. На двоих у нас было пять лемуров и удав метра четыре длиной, в середине толщиной с бедро.

Удав был мирным и скучным. Чтобы он стал еще более мирным и скучным, директор, по его словам имевший немалый опыт обращения с животными, решил как следует его накормить. К тому же ему хотелось утешить лемуров, которые, будучи убежденными, что именно удаву их и скормят, ютились на верхних перекладинах марлевых балдахинов над кроватями и отказывались от бананов.

Удава было решено кормить сырыми яйцами. Их ему вталкивали в рот, и потом уже в горле директор яйца давил, чтобы удаву было проще глотать.

Ночью удаву стало холодно, он пришел (приполз) в комнату к диретору и залез к нему в кровать.

Директор ворочался, ругался, а к утру заявил, что спать он не может, потому что у него артрит. И поэтому удава должен взять переводчик. Он перетащил страшно тяжелую змею к нему на кровать. Удав заснул, переводчик тоже. Спать с удавом оказалось даже приятно, потому что он был прохладным и добродушным.

На третий день мы дождались самолета. Удава деиректор упаковал в большой крепкий ящик, устлал его тряпками, чтобы удав не повредил нежную кожу во время перелета.

Лемуров мы, как делали наши предшественники, перевозившие их тайком, поместили в плотные матерчатые мешочки и положили в карманы. В таких тесных мешочках лемуры замирали от страха и ждали смерти.

И тут случилась беда. Директор честно признался представителю Аэрофлота, что мы везем удава. Тот сказал, что сомневается, возьмут ли его на борт летчики. Летчики сказали, что они лучше пойдут обратно домой пешком, чем повезут в самолете такого страшного хищника, который передушит всех пассажиров.

После ничего не давшего скандала представитель Аэрофлота сказал, что через два дня в Москву летит грузовой борт, и он пристроит удава на него. Пришлось с удавом распрощаться.

Ни через два дня, ни через неделю удав не объявился. Директор звонил в Дели, ездил в Шереметьево – благо зоотцентр в те времена был близко расположен к аэродрому, - но ничего не смог добиться. Потерялся удав – и все тут.

Мы с директором в тайне надеялись, что удаву удалось вырваться на свободу. Но месяца через два директор позвонил и сказал, чтобы я прочел заметку в “Вечерней Москве”, которая именовалась “Загадочный груз”.

Оказывается, в токийском аэропорту обнаружили ящик без адреса. Когда его открыли, там нашли гигантского страшно голодного удава. Так и осталось тайной, как наш удав, от которого таким образом отделались аэрофлотовцы, попал в Токио.”

В дополнение из моей личной практики. История, реально имевшая место и рассказанная мне одним из ныне действующих старших сотрудников КД МИД РФ.

"В качестве иллюстрации примеров относительно подобного искажения информации, приведу один небольшой достаточно "бородатый" случай, - в консульское отделение МИД СССР где-то в 1988 году под Новый год приходит телекс следующего рода от генерального консула СССР в Великобритании, - "Hастоящим сообщаем, что Королева Виктория зачислена в штат посольства в должности машинистки-стенографистки с должностным окадом в размере ... Просим внести соответствующие изменения в штатное расписание." Дело было уже совсем накануне Hового Года. Hа что изумленный начальник службы загранкадров в Москве задумчиво чещет лысину и отвечает телексом примерно следующее, - "праздники - праздниками, но пить начинать все-таки было бы неплохо немного попозже и поменьше ...". Hа что через десять минут за подписью посла приходит сообщение уже по факсимильной связи, что "пить было бы неплохо поменьше не нам, а вам, и что это - не К(к)оролева Виктория, а Королева Виктория Борисовна".

“В Бирме трудились два техника с завода имени Ленинского комсомола, который поставлял в Бирму (вернее, хотел поставлять в Бирму) свои автомобили.

Техники демонстрировали уникальный экземпляр “Москвича”, стоявший во дворе торгпредского дома – старого шатучего двухэтажного строения с верандой, опоясывающей его вдоль второго этажа. Там, как сельди в бочке, жили сотрудники этого учреждения, в том числе и оба техника.

Техники были простые ребята, они скучали. Их машину никто не покупал, и даже демонстрировать ее почти не приходилось. В результате, по причине свободного времени, техники пили много дешевых и крепких бирманских напитков, сродни сивухе.

Как-то техники выпили всё, что было дома. Хотелось еще. Они, будучи уже сильно пьяными, сели в машину и поехали в аэропорт Мингаладон, потому что там круглосуточно работал буфет со спиртным. До аэропорта они доехали благополучно, приняли бутылку, а еще одну взяли с собой, на сон грядущий.

Шоссейка из Мингаладона не очень широкая и довольно извилистая. Ночью темно, как в душной пещере. Ребят развезло, и они не заметили, что по обочине катит на велосипедах полицейский патруль. Одного из полицейских они задели, он упал, и ему ободрали ухо.

Ребята остановили машину и, по их утверждению, намеревались отвезти полицейского в больницу. Но второй стал угрожающе бормотать и даже кричать на своем непонятном языке. Он требовал чего-то, а наши не поняли чего. Тогда они сказали полицейскому: - А пошел ты !

Сели в машину и поехали дальше. Как они потом утверждали – поискать хорошего врача. Обиженный полицейский не знал иного способа остановить машину, как открыть по ней стрельбу на поражение, и успел дать несколько очередей.

Уже через час посла Советского Союза разбудил звонок из Москвы, из Министерства иностранных дел СССР. Министерство выражало недоумение, почему наши советские специалисты на машине номер “примерно такой-то” ездят в пьяном виде и калечат полицейских ?

Посол обещал разобраться. Он разбудил секретаря, и тот позвонил в дом торгпредства, подняв с постели кого-то из жильцов. По приказу посла жилец выглянул в окно. Двор дома был хорошо освещен. Машина техников стояла на месте. И он отрапортовал послу, что заявление министерства – это вражеская клевета и провокация. О чем посол в министерство и сообщил.

Но министерство не дало послу спать. Через час оттуда позвонили снова и повторили клевету. Включая точный номер и марку машины и детальное описание техников.

Послу надоело бороться с клеветниками, да, видно, и на душе у него уже было неладно. Он оделся, вызвал машину и сам поехал в дом торгпредства.

Была уже глубокая ночь. Оставив машину во дворе, посол вылез из нее и пошел к “Москвичу”. И без труда разглядел, что машина изрешечена пулями. Дверца была не закрыта. Посол потянул ее на себя, и она отворилась. Сиденья “Москвича” были залиты кровью.

Посла охватили страшные предчувствия. Он быстро поднялся на второй этаж и без стука вошел к техникам. Те спали так крепко, что даже не обратили внимания на то, что посол зажег свет. Ноги обоих техников были замотаны полотенцами, чтобы кровь не капала, и их нельзя было вычислить по следам. Полотенца были красными и мокрыми. Посол приказал вызвать посольского врача.

По приезде врача он даже не стал будить молодцов с завода Ленинского комсомола. Докторица при виде такой картины хлопнулась было в обморок, но ее быстро откачали. Потом разбудили техников и принялись их стыдить и перевязывать.

Дело кое-как замяли, потому что советник по культуре, он же специалист по безопасности, придумал ход: один из техников носил фамилию Орлов. А Орловым же был и один из посольских советников. Поэтому в тот же день посольство СССР направило в МИД Бирмы ноту, где утверждалось, что прошлой ночью полицейский патруль в районе аэропорта Мингаладон обстрелял машину, в которой ехал советник посольства господин Орлов, фигура совершенно неприкосновенная. Посольство Страны Советов просило незамедлительно принять меры, а также дать агримант на немедленное отбытие советника и его шофера, также раненого полицейскими, на Родину.

Техников тут же отгрузили. Раны их заживали на глазах, вероятно потому, что тела были хорошо проспиртованы.

Впрочем, на вскоре состоявшемся в посольстве приеме, бирманцы не уставали удивляться, почему раненый господин Орлов, вроде как уехавший на днях на родину, так быстро оттуда вернулся.”

Из воспоминаний М.Шахова:

“В начале десятилетия мне довелось поучаствовать в строительстве одного энергетического проекта в Северной Африке. На объект ехал с группой строителей, которые везли с собой большое количество спирта, розлитого в двухлитровые пластиковые бутылки из-под минеральной воды. Бутылки были собраны в блоки, по 6 штук в каждом, заботливо обернутые полиэтиленовой лентой. Несмотря на светский характер государства, где велось строительство и относительную свободу нравов, оно является мусульманским и несанкционированный ввоз алкоголя в страну запрещен. Не знаю как строители пронесли спирт через таможенный контроль, но при по посадке на самолет местных авиалиний произошел небольшой курьез.

При посадке на борт, каждый пассажир должен был снять свой багаж с грузовой платформы и поставить его на землю. Это своеобразная антитеррористическая мера. Все пассажиры сняли свой багаж, однако, спирт остался стоять на тележке, никто из владельцев не попытался его снять. То ли замешкались, то ли побоялись делать это на виду у полиции. Наблюдавший за манипуляциями пассажиров с багажом полицейский, заинтересовался блоками с бутылками, и подошел с вопросом к ближайшему к нему строителю. Строитель языками не владел, и тогда настала моя очередь вмешаться. Между полицейским и мной состоялся диалог следующего содержания.

П:Это ваш груз?
я: Да, это груз этих господ.
-Что там? Алкоголь?!
По лицу строителя потек пот, слово алкоголь похоже на всех языках
-Нет, это не алкоголь.
-А что? Выглядит как алкоголь!
-Это святая вода.
-?! Святая вода? Зачем?
-Мы, христиане, используем ее в религиозных целях.
-Могу я попробовать?
-Вы же мусульманин, разве вам можно?

Полицейский не нашелся что сказать и загадочно улыбнувшись мне отошел от тележки, на радость строителям. Строители гудели на объекте в течение недели, не взирая, на то что это было запрещено по трудовому договору.”