Беседа либертарианца Флемминга Роуза и промышленника Андрея Мельниченко
Андрей Матузов
Мельниченко, один из самых богатых российских предпринимателей, возглавляет комитет по климатической политике и регулированию выбросов CO₂ в Российском союзе промышленников и предпринимателей. То есть он не просто теоретик, рассуждающий о больших числах (знаком с ним лично), а реальный практик, работающий в одном из ключевых для России секторов — энергетике, удобрениях, промышленности.
Флемминг Роуз — классический западный интеллектуал, либертарианец и убеждённый сторонник свободы слова. В Европе он известен прежде всего как человек, который в начале 2000-х стоял в центре дискуссии о границах свободы самовыражения, когда опубликовал карикатуры, вызвавшие глобальный резонанс. Однако его взгляды вовсе не вписываются в консервативное крыло, которому сейчас симпатизируют российские власти. Скорее, он — последовательный приверженец либеральных ценностей в их изначальном смысле: индивидуальной свободы, открытых рынков, критического осмысления власти и глобальных институтов.
Почему стоит ознакомиться с этим интервью
Обычно дискуссии о климате ведутся отдельно, а разговоры о санкциях и геополитике — отдельно. Здесь же интересно увидеть, как они взаимосвязаны.
В отличие от привычного нам «пассажа о том, что Россия вот-вот рухнет», Мельниченко, как представитель крупного бизнеса, даёт цифры и аргументы, объясняющие, почему краха экономики в ближайшее время не ожидает.
Всплывают детали о том, как нынешняя «зелёная» политика была заложена ещё Тэтчер, как Горбачёв стал «зелёным» активистом, и как ЕС упустил момент, позволив Китаю перехватить лидерство в зелёных технологиях.
Интервью иллюстрирует логику конкуренции между США, Китаем и ЕС, и показывает, что Россия тоже пытается встроиться в этот расклад, причём отстаивает свою роль не только как сырьевого поставщика, но и как потенциального выгодоприобретателя от новой климатической конфигурации.
Лично у меня после прочтения остались смешанные чувства. С одной стороны, в словах Мельниченко чувствуется уверенность, что «российская экономика никуда не денется», а Европа сама себя загнала в тупик. С другой стороны, становится ясно, что человечество в целом тратит гигантские средства на борьбу лишь с частью причин глобального потепления — и не исключено, что это борьба с ветряными мельницами.
Может быть, самый главный вывод — это то, что мир уже нельзя видеть в привычном чёрно-белом свете, будь то экологическая повестка, санкции или украинский конфликт. Каждая из сторон движется своей логикой, и пора искать новые пути взаимодействия, пусть даже на развалинах прежних принципов. Что ж, для этого, возможно, и нужны такие интервью: чтобы лучше понять, куда мы все идём и почему.
В тексте беседы сразу несколько сюжетных линий:
Сомнения в эффективности борьбы с климатическими изменениями.
По словам Мельниченко, лишь шесть процентов парниковых газов в мире имеют антропогенное происхождение. Отсюда возникает вопрос: а что делать с остальными 94 процентами? Ведь именно «природная» часть, будь то вулканы, болота, вечная мерзлота и шельфы океанов, выбрасывает львиную долю метана и других парниковых газов. При этом на борьбу с человеческими 6% ежегодно тратятся астрономические 3–5 триллионов долларов. И если вдруг выяснится, что «метановые бомбы» в Арктике и на мелководном шельфе делают процесс глобального потепления необратимым, то все эти колоссальные расходы бессмысленны: придётся акцентироваться не на сокращении выбросов, а на адаптации к изменяющемуся климату.
Исторические предпосылки: от Тэтчер до Горбачёва.
Флемминг Роуз напоминает, что уже в 1989 году Маргарет Тэтчер заявляла на трибуне ООН о новой угрозе — антропогенном изменении климата. Почти тогда же пала Берлинская стена, но идея «зеленой повестки» жила и набирала обороты. Постсоветская Россия и либеральный Запад некоторое время двигались навстречу друг другу, пока не возникла новая конфигурация: ЕС, делающий ставку на «зелёную» энергетику, и Россия, остающаяся крупным игроком в сфере ископаемого топлива. Михаил Горбачёв, последний лидер Советского Союза, даже возглавил международную экологическую организацию «Зелёный Крест». Так что «зелёная эра» — это, в каком-то смысле, продолжение глобальной идеологической борьбы, только уже с другими инструментами.
«Величие и падение» Европейского Союза.
В интервью много говорилось о том, как ЕС за последние десятилетия пытался стать законодателем климатической моды: разрабатывал директивы, продвигал зелёные технологии, надеялся экспортировать их всему миру. Но в какой-то момент Европа стала проигрывать США (в вопросах экономики и инноваций) и Китаю (в производстве солнечных панелей, электромобилей, ветровых турбин). Мельниченко показывает график из отчёта МВФ: в 2008 году ВВП ЕС и США были примерно равны, а к 2023 году Америка почти вдвое обогнала Европу. При этом ЕС продолжает вводить «экологические» пошлины и пошлины на российские удобрения, вредя собственным фермерам и разрывая экономические связи с Россией. В итоге, по мнению Мельниченко, Евросоюз постепенно загоняет себя в угол дорогой энергией и низкими темпами роста, оправдывая это «зелёной политикой», но рискуя впасть в стагнацию.
Российская экономика: развал или адаптация?
В западной прессе нередко прогнозируют скорый крах российской экономики. Однако из интервью следует, что реальность, по мнению Мельниченко, более сложна. Россия начинает активно развивать внутреннее производство: сельскохозяйственное, промышленное, высокотехнологичное (хотя бы вынужденно, из-за санкций и отсутствия западного оборудования). Высокие ставки по кредитам — проблема, но она, как считает Мельниченко, временная. Рост зарплат подстёгивает автоматизацию и эффективность. Куда серьёзнее дилемма: как быстро страна сможет заместить западные технологии и вернуть специалистов, уехавших за рубеж. Мельниченко уверен, что исторически Россия умеет быстро мобилизоваться, когда обстоятельства ставят её в безвыходное положение.
Украинский конфликт и санкции.
Отношения России и ЕС, а также вопросы энергетической безопасности и продовольствия, тесно связаны с ситуацией на Украине. Мельниченко подчёркивает, что Европа и Россия буквально «выстрелили себе в ногу», разорвав взаимовыгодное сотрудничество. При этом он настроен скорее на то, что конфликт завершится, причём до заключения долговременного мира Украине потребуются выборы (иначе договоренности «повиснут в воздухе», как это случилось с Минскими соглашениями). Ускорение эскалации, по его мнению, может привести к ещё более разрушительным последствиям вплоть до мировой войны, если не будет найден политический компромисс.
Геоинженерия и новые подходы к климату.
Один из самых любопытных моментов в интервью — упоминание геоинженерных методов, позволяющих, например, отражать солнечные лучи или каким-то образом контролировать природные выбросы. Для России, по словам Мельниченко, глобальное потепление даже несёт выгоду: расширяются сельскохозяйственные территории, снижаются затраты на отопление, открывается Северный морской путь. Но у соседних стран (особенно на юге) грядут проблемы — засухи, нехватка воды, миграции. И в этом смысле человечеству придётся либо находить технологические способы влиять на климат, либо массово перекраивать социально-экономический уклад.
Взгляд вперёд: будет ли меняться мир?
В заключение Мельниченко говорит, что мы живём в эпоху перехода. Текущее «климатическое» регулирование, сформированное Парижским соглашением и другими договорами, постепенно буксует и может развалиться. США уже сделали шаг в сторону, выходя (при Трампе) и снова пересматривая своё участие. Китай держится за «зелёную повестку», потому что ей обязан захватом глобальных рынков альтернативной энергетики. ЕС не сдаёт идеологические позиции, но экономически отстаёт. Россия, по словам Мельниченко, получает новые возможности развивать собственные технологии, но платит за это высокую цену изоляцией от западных рынков и кадров. Так или иначе, к 2027 году, говорит он, может появиться глобальный рынок квот, и тогда ситуация в корне изменится. А если борьба с «человеческими» выбросами окажется бесполезной на фоне природного «метанового шторма», придётся осваивать совершенно иную систему адаптации и взаимодействия государств.
(Есть, кстати, еще первая часть интервью - "ЕС, российские удобрения и голод в Африке")
Полный текст интервью на русском:
"Стало ли бессмысленным бороться с глобальным потеплением?"
Знали ли вы, что только около шести процентов парниковых газов, выбрасываемых в атмосферу, имеют антропогенное происхождение?
Я этого не знал, пока Андрей Мельниченко, один из самых богатых людей России и председатель комитета по климатической политике и регулированию выбросов CO2 Российского союза промышленников и предпринимателей, не обратил на это мое внимание.
Именно с этими шестью процентами мир ежегодно борется, тратя от трех до пяти триллионов долларов. Но что насчет оставшихся 94 процентов?
Согласно словам Мельниченко, существуют методы борьбы с ними, но это подразумевает вмешательство человека в природу с целью влияния на климат и окружающую среду, например, с помощью отражения солнечного излучения различными способами для снижения температуры. Эти методы известны как геоинженерия.
Кроме того, по словам Мельниченко, возможно, что природные выбросы парниковых газов, так называемые метановые бомбы, сейчас происходят с такой скоростью и в таком объеме, что бороться с глобальным потеплением становится бессмысленно.
Об этом и многом другом я говорил с 52-летним Мельниченко, когда недавно встретил его в Дубае, где он поселился со своей семьей после того, как в марте 2022 года был включен в санкционный список ЕС в связи с российским вторжением в Украину. Первая часть нашего разговора касалась именно этого. Вы можете прочитать/послушать её здесь.
Приятного чтения!
Маргарет Тэтчер как экологический активист
8 ноября 1989 года премьер-министр Великобритании от Консервативной партии Маргарет Тэтчер выступила на Генеральной Ассамблее ООН в Нью-Йорке, чтобы указать на новую угрозу для мира — антропогенное глобальное потепление.
Разумеется, я не случайно упоминаю точную дату, ведь на следующий день в Берлине произошли события, вошедшие в историю как конец послевоенной эпохи.
Тэтчер отметила, что традиционные угрозы, такие как опасность глобального уничтожения в ядерной войне и региональные конфликты, идут на убыль. Однако, добавила она, ссылаясь на глобальное потепление, мы все стали осознавать другую, скрытую опасность.
«Именно человек и его деятельность изменяют окружающую среду планеты вредным и опасным образом», — сказала она.
Тэтчер предупредила о катастрофических наводнениях и нехватке продовольствия во многих частях света, о повышении уровня моря и таянии ледников в результате повышения температуры. Она сравнила последствия изменения климата с последствиями физических экспериментов начала XX века, которые позволили расщепить атом и тем самым проложили путь к созданию первой атомной бомбы.
По словам Тэтчер, результаты изменения климата могут иметь далеко идущие последствия для устройства человеческих обществ и того, как мы, люди, живем.
Британский премьер-министр предложила к конференции в Рио-де-Жанейро в 1992 году разработать международную конвенцию, которая стала бы руководством для всех стран по вопросам надлежащего поведения в этой сфере.
«Это будет одна из важнейших конференций, которые когда-либо проводила ООН», — сказала Тэтчер.
Горбачёв как зелёный активист
Историческая речь Тэтчер сформулировала повестку дня, которая в последние десятилетия доминировала в глобальной дискуссии, но тогда она получила ограниченное освещение в крупных международных СМИ и на следующий день была забыта, поскольку, как уже упоминалось, 9 ноября 1989 года пала Берлинская стена, и всё внимание мира было сосредоточено на рушащемся восточном блоке и Советском Союзе.
Однако это, как уже сказано, не означало, что амбиции Тэтчер установить новую глобальную повестку дня в замену той, что занимала умы в годы Холодной войны, потерпели неудачу. Напротив. Рио-де-Жанейрская конференция состоялась в 1992 году, а президент распавшейся Империи Зла Михаил Горбачёв стал президентом всемирной экологической организации "Зелёный Крест". Бывшие противники Холодной войны — Восток и Запад — объединились для борьбы с новым общим врагом, которого провозгласила Тэтчер: изменением климата.
Если рассматривать это в ещё более широком историческом контексте:
В XX веке доминировали три идеологии, которые боролись друг с другом: фашизм, коммунизм и либерализм. Первая была побеждена во Второй мировой войне, вторая потерпела поражение в Холодной войне, и поэтому в 1989 году либерализм остался без идеологического врага, с которым можно было бы вести борьбу. Вместо этого изменению климата придали статус общего врага.
История величия и падения ЕС
Мы находимся уже в четвёртом десятилетии после речи Тэтчер.
По словам Андрея Мельниченко, прошедшие десятилетия — это история того, как Россия и Запад сначала сблизились, но различные силы начали тянуть в разные стороны. Это история о том, как именно энергетическая и климатическая политика начали разделять стороны, а также история величия и падения Европейского Союза.
Это история о том, как ЕС за 30 лет поднялся на мировую вершину в качестве силы, определяющей климатическую повестку дня, одновременно развивая внутренний рынок зелёных технологий, который Брюссель мог навязывать остальному миру, пожиная плоды своей «зелёной добродетели». Однако сегодня ЕС предстаёт как увядающая сила, страдающая от стагнации и неэффективной экономики, где высокие цены на энергию затрудняют конкуренцию.
Как указывает Мельниченко: в исходных расчётах ЕС не учёл Китай, который был экономическим и геополитическим карликом, когда Тэтчер выступала в ООН. Сегодня ЕС проигрывает Китаю в области зелёных технологий и электромобилей, в то время как США при Трампе отбросили климатическую повестку ЕС на свалку истории. Таким образом, по мнению Мельниченко, поставлена точка в амбициях ЕС стать мировой энергетической супердержавой.
Энергетическая безопасность ЕС, новые государства и Россия
В годы после окончания Холодной войны Россия и Европа имели общий интерес в развитии энергетического сотрудничества. России были нужны доходы от экспорта ископаемого топлива для модернизации своей экономики, в то время как Европе требовались стабильные поставки энергии. В то время альтернативы были нестабильными. В Алжире в 1992 году началась гражданская война, а в соседней Ливии полковник Каддафи оставался непредсказуемым лидером. Многие также хорошо помнили, как в 1970-х годах страны Ближнего Востока, богатые нефтью, поставили западные экономики на колени с помощью эмбарго.
Европа, как говорит Мельниченко, была движима внутренней потребностью в энергетической безопасности. Она зависела от внешних поставок ископаемого топлива, что было связано с рисками, поэтому началась ставка на возобновляемые источники энергии, чтобы уменьшить зависимость от внешних энергетических ресурсов. Атомная энергетика была отодвинута на второй план. Авария в Чернобыле оставалась свежа в памяти, а позже это ощущение усилилось катастрофой в Фукусиме. Одновременно несколько новых государств Центральной и Восточной Европы по-прежнему рассматривали Россию как угрозу, от которой следовало дистанцироваться, и поэтому эти страны определяли свою национальную идентичность в оппозиции к России.
Четыре мухи одним ударом
Это часть контекста зеленой стратегии Европы.
Мельниченко говорит:
«В 1990-х годах Европа начинает вводить регулирование с акцентом на декарбонизацию. Сначала это был небольшой рынок, и речь шла о незначительных суммах, но в 2000-х что-то изменилось, и у Европы появился проект, который она захотела продать всему миру: солнце, ветер, электромобили. В то время Китай еще не вышел на рынок, а о России беспокоиться не приходилось, так что декарбонизация помогала Европе на двух фронтах. С одной стороны, это способствовало энергетической безопасности и снижению зависимости от ископаемого топлива, а с другой стороны, помогло создать рынок, на котором можно было продавать зеленые технологии, ветряные турбины и тому подобное.»
Мельниченко продолжает:
«Тогда казалось, что ЕС может построить внутренний рынок возобновляемой энергии на основе европейских технологий, а затем экспортировать эту модель в остальной мир, ссылаясь на климатическую повестку. Одновременно создавались зеленые партии, так что поддержка зеленой повестки также стала путем к политической власти. Что еще можно было пожелать? Удар по четырем мухам одним махом. Здесь есть экономическая логика, решается проблема энергетической безопасности, зеленые партии обеспечивают политическую поддержку, и можно претендовать на глобальное лидерство с идеалистической повесткой в борьбе с изменением климата. ЕС делает вид, что спасает мир, а не просто заботится о своих интересах.»
Запад думал, что с Россией покончено
Так что это развитие событий стало одной из движущих сил постепенного раскола между Западом и Россией?
«Да, это причина того, что экономическое сотрудничество сошло с рельсов. В результате зеленого перехода Европа становится менее зависимой от ископаемого топлива, что нарушает баланс между политическими разногласиями и расколом с одной стороны и интеграцией и экономическим сотрудничеством с другой в отношениях между Россией и Европой. Зеленая повестка также означала, что многие предсказывали растущую неактуальность России.»
Как это?
«Смотрели на Россию и зависимость российской экономики от ископаемого топлива и приходили к выводу, что это лишь вопрос времени, когда с Россией будет покончено. Мы помним слова Джона Маккейна о России как о бензоколонке, которая выдает себя за страну. Поэтому страх перед Россией был связан не с экономической конкуренцией, а с восприятием ее как страны без будущего, которая именно поэтому могла стать угрозой.»
Глобальное потепление — это хорошо для России
По словам Мельниченко, климатическая история России отличается от той, что слышно на Западе о надвигающемся конце света.
Он говорит:
«Глобальное потепление — это хорошо для России. Было проведено несколько тщательных исследований влияния глобального потепления на российскую экономику, и они показывают, что эффект положительный. Производительность в российском сельском хозяйстве растет, так как можно возделывать большую часть земли, и требуется меньше затрат на отопление. Также можно заработать больше денег на Северном морском пути в Арктике, который позволяет транспортировать товары из Европы в Азию и обратно.»
А нет ли негативных последствий?
«Есть. В районах с вечной мерзлотой потребуется укреплять фундаменты зданий, а в южных регионах уменьшится урожайность сельскохозяйственных культур.»
По словам Мельниченко, в России есть три аспекта, которые нужно учитывать, оценивая плюсы и минусы глобального потепления. Во-первых, экономика, во-вторых, качество жизни и, в-третьих, международный аспект.
Он поясняет:
«Как уже говорилось, в целом это положительно для экономики. Что касается качества жизни, большинство людей рады, когда в Москве тепло в сентябре и октябре, и расстраиваются, когда холодно в августе. Что касается международного аспекта, глобальное потепление негативно повлияет на экономику наших южных соседей. Это может привести к росту нестабильности. Цинично говоря, это на руку России, так как усилит нашу конкурентоспособность, так что, по сути, нам следовало бы бороться за ускорение потепления. Но, тем не менее, Россия присоединилась к климатическим соглашениям, цель которых — борьба с глобальным потеплением.»
Почему Россия присоединилась к Парижскому соглашению
Почему Россия это сделала?
«Как ответственная страна, Россия не может просто игнорировать проблемы, которые изменения климата вызывают в других частях мира. Кроме того, Россия хотела вступить в Всемирную торговую организацию (ВТО), и одним из требований ЕС для одобрения этого было присоединение России к Киотскому протоколу 1997 года, который вступил в силу в 2005 году. Это было частью более широкой договоренности. Что касается Парижского соглашения 2015 года, в Москве сочли, что оно не окажет значительного влияния на российскую экономику. Более того, оно могло бы даже принести пользу, если бы был создан глобальный рынок для покупки и продажи квот на выбросы и поглощение парниковых газов. Учитывая огромную территорию России, это стало бы преимуществом. Россия видела в этом потенциальную возможность для создания нового экономического сектора.»
Каким образом?
«Когда Россия присоединилась к Парижскому соглашению, говорилось, что мы должны сократить выбросы CO2, которые тогда оценивались в 1,6 миллиарда гигатонн, но это не соответствовало реальности. У России положительный климатический баланс — мы поглощаем гораздо больше, чем выбрасываем. Поэтому мы могли либо продавать квоты тем, кто должен компенсировать свои выбросы, либо приглашать компании с большими выбросами перенести производство в Россию. Такова была логика.»
Парижское соглашение лежит в руинах
Мельниченко считает, что нынешнее регулирование в области климата, сформулированное в таких договорах, как Парижское соглашение 2015 года, постепенно развалится, поскольку оно оказалось неэффективным в том смысле, что не смогло снизить температуру, несмотря на выделение колоссальных ресурсов на эти цели — до пяти триллионов долларов в год, в то время как другие глобальные проблемы, такие как бедность и голод, оставались без внимания.
Он говорит:
«Мир стоит на перепутье. Либо изменят нынешнюю систему климатического регулирования, либо она перестанет функционировать, и на руинах старой системы возникнут новые. Я предполагаю, что ЕС и Китай, которые имеют ограниченные запасы ископаемого топлива и уже выстроили бизнес-модель для зеленых технологий, будут пытаться удержать старую систему с целью полного отказа от использования ископаемого топлива. В то же время можно предположить создание параллельной системы, к которой присоединятся США, Россия и другие страны, где регулирование будет осуществляться с помощью квот на глобальном рынке, при этом продолжится использование ископаемого топлива. Это будет более логично и справедливо.»
Необратимые климатические изменения
По словам Мельниченко, существует и третий вариант:
«Существуют научные исследования, которые указывают на то, что климатические изменения стали необратимыми. Если это так, то больше нет смысла тратить огромные ресурсы на борьбу с тем, что невозможно остановить. Вместо этого мы должны сосредоточиться на адаптации к этой ситуации.»
Что вы имеете в виду?
«Это связано с процессами, происходящими в арктическом регионе, где торфяники под тающим вечномерзлым грунтом выбрасывают в атмосферу большие количества метана. То же самое происходит в мелководных районах у континентального шельфа в Охотском море возле Камчатки. От ученых я слышал о выбросах в объеме 5–6 гигатонн метана. Это превышает все нынешние антропогенные выбросы. Пятнадцать лет назад такого не было. Здесь температура повысилась на 2–4 градуса по сравнению с 1,5 градусами в остальном мире. Возможно, это настолько масштабно, что мы уже ничего не сможем изменить. Климатические изменения в любом случае приведут к экономическим преобразованиям и окажут давление на миграционные потоки. Вместо того чтобы бороться с необратимым, мы должны бороться с последствиями этого необратимого, то есть адаптироваться. Логика до сих пор заключалась в том, чтобы бороться с глобальным потеплением, но это плохо удавалось. Вся концентрация была на сокращении использования ископаемого топлива для внедрения солнечной и ветровой энергии с целью получения прибыли, вместо того чтобы рассматривать другие методы.»
Хорошо, что появилась окончательная ясность
Хотя перспектива необратимых климатических изменений и глобального потепления может звучать мрачно, Мельниченко видит в этом и несколько преимуществ.
Он объясняет:
«Это создаёт ясность, чтобы было понятно, на чём нужно сосредоточиться. В данный момент около 3–5 триллионов долларов ежегодно вращаются в борьбе с глобальным потеплением, и всё это уходит на зеленую энергию. Но представьте, что завтра мы проснёмся и узнаем, что эти климатические изменения необратимы, и не имеет значения, потратим ли мы три или тридцать триллионов на то, чтобы достичь нулевого уровня выбросов парниковых газов. По-моему, это хорошая новость. Во-первых, перестанут тратиться ресурсы на ерунду, во-вторых, появится новый финансовый ресурс, а в-третьих, у человечества появится новый общий враг, реальный, а не вымышленный. Это заставит нас всех думать по-новому и решать реальные проблемы.»
Противоречия ЕС
ЕС прекратил всё сотрудничество с Россией в Арктике в связи с войной в Украине, но, по мнению Мельниченко, необходимо объединить усилия для измерения того, что происходит в российской Арктике с выбросами метана и повышением температуры.
«Следует изучать районы вечной мерзлоты и мелководные зоны у континентального шельфа в течение двух-трёх лет, чтобы получить точные данные. Это требует лишь установки ряда буёв с датчиками.»
Мельниченко добавляет:
«ЕС находится в авангарде борьбы с надвигающимся климатическим кризисом, который является колоссальной проблемой для человечества. ЕС пожертвовал своим экономическим развитием ради этого дела, разрушил свою промышленность и приступил к уничтожению сельского хозяйства. Все эти жертвы приносятся ради так называемого "зелёного перехода" с благородной целью спасти планету, но при этом ЕС прекратил всё сотрудничество с Россией в области климата, включая научное сотрудничество. Таким образом ЕС теряет возможность измерить масштабы выбросов парниковых газов в регионе, который имеет решающее значение для понимания того, как будет развиваться климатический кризис. В конечном итоге это нанесет Европе огромный ущерб. К сожалению, это характерно для того, как функционирует ЕС.»
Одним из оснований для санкций ЕС против Мельниченко является то, что он является председателем комитета по климатической политике и регулированию выбросов CO2 в Российском союзе промышленников и предпринимателей (РСПП), но эта должность не имеет отношения к его бизнесу. В этой роли он отвечает за то, чтобы российский бизнес соответствовал требованиям Парижского соглашения, к которому присоединились как ЕС, так и Россия, и ЕС не требовал исключения России из этого соглашения. ЕС демонстрирует крайнюю амбициозность в стремлении соответствовать Парижскому соглашению, однако, несмотря на это, полностью прекратил сотрудничество с Россией в этой области и ввёл санкции против Мельниченко, который частично отвечает за соблюдение российским бизнесом условий соглашения. По словам Мельниченко, это один из бесчисленных примеров противоречий, присущих ЕС.
Российский союз промышленников и предпринимателей является аналогом таких организаций, как Торговая палата США, Business Europe или Dansk Industri. Он был создан в период перехода от плановой экономики к рыночной для представления интересов бизнеса перед властями, зарубежными партнёрами, сотрудниками и обществом.
Климатический баланс России
Вы создали компании, производящие удобрения для сельского хозяйства и уголь, но при этом активно участвуете в обсуждении климатических изменений. Как это сочетается?
«Мой интерес возник в 2010-х годах и продиктован здравым смыслом. Я инвестировал в компании, на которые влияет процесс декарбонизации. Они расположены в основном на территории России, поэтому мне было важно понять, что происходит с регулированием в России и как это будет развиваться дальше. Десять лет назад мы заметили, что официальная отчётность России по выбросам и поглощению парниковых газов не соответствует действительности. Объёмы выбросов были завышены, а объёмы поглощения – занижены. Три года спустя было инициировано научное исследование для получения точных данных. Наша гипотеза оказалась верной, и когда Россия в 2023 году представила свой национальный отчёт на климатическом саммите в Баку, наши показатели выбросов значительно снизились. До улучшения методики расчётов выбросы составляли 1,6 миллиона гигатонн, теперь они снизились до 800 000 гигатонн. В 2021 году Россия занимала шестое место в списке крупнейших загрязнителей, теперь мы движемся к выходу из топ-10. Мы ещё не завершили все измерения, но уже можем заключить, что у России положительный углеродный баланс. Он всегда таким и был, но только теперь это официально подтверждено. Поэтому я не переживаю по поводу инвестиций в компании, связанные с углем и удобрениями.»
Оптимистичный взгляд на будущее
Сегодня Мельниченко настроен более оптимистично, потому что, как он говорит, здравый смысл в конечном итоге восторжествует.
"В исторической перспективе у нас был короткий период, когда люди сходили с ума, но это пройдет. Такова была моя логика, и теперь я настроен оптимистично."
Почему?
"Очевидно, что нынешнее климатическое регулирование вызывает широкое недовольство в мире, так что изменения неизбежны. После того как США вышли из Парижского соглашения, нет никаких сомнений, что это произойдет. Если окажется, что борьба с антропогенными выбросами парниковых газов все еще имеет смысл, то, я думаю, мы получим глобальный рынок купли-продажи квот на CO₂, а это значит, что появится место для дешевых ископаемых видов топлива, таких как уголь. Меня это устраивает."
Мельниченко прогнозирует, что к 2027 году появится глобальный рынок купли-продажи квот на поглощение и выброс парниковых газов, когда авиакомпании, согласно международному соглашению, должны будут компенсировать свои выбросы. Однако это касается лишь незначительной части антропогенных выбросов.
Он продолжает:
"А если нет, то есть если наука докажет, что выбросы метана на мелководье у континентального шельфа Охотского моря и в районах вечной мерзлоты происходят в таком масштабе, что остановить это уже поздно, тогда наши ресурсы и усилия должны быть направлены на адаптацию. Это будет другая система, где будут строить меньше ветряных турбин и поддерживать Африку, чтобы она могла адаптироваться."
Почему США присоединились к Парижскому соглашению
Что побудило США присоединиться к Парижскому соглашению?
«В нулевых годах ситуация с солнечной и ветровой энергией, а также атомной энергетикой выглядела позитивно как для США, так и для Европы, и тогда же остро стоял вопрос энергетической безопасности. В Европе были зелёные партии, в то время как демократы в США взяли на себя эту повестку. Мы помним Эла Гора, его фильм и кампанию, где республиканцы заняли противоположную позицию. Посреди всего этого произошла сланцевая революция, и Америка перешла от статуса импортёра ископаемого топлива к экспорту нефти и газа, но из-за инерции потребовалось время, чтобы это нашло отражение в политике. Параллельно с этим развитием в последние 25 лет мы стали свидетелями подъёма Китая. Прогресс Китая в области солнечной и ветровой энергии, а также электромобилей вызвал бурные обсуждения, и в 2015 году Трамп заявил, что США проигрывают эту гонку, и он был прав. Сейчас Китай контролирует более 60 процентов рынка ветряных турбин, более 80 процентов в солнечной энергетике и чуть менее 80 процентов на глобальном рынке электромобилей».
Каков был ответ Трампа?
«Он решил выйти из Парижского соглашения, потому что считал, что оно вредит интересам США. Байден вернул США в соглашение, но теперь Трамп снова вывел страну из него, и я не думаю, что США вернутся к этому соглашению, даже если следующим президентом станет демократ».
Китай и зелёная повестка дня
Как обстоят дела в Китае?
«Китай находится в той же ситуации, что и Европа. Раньше в Китае были угольные шахты глубиной 300 метров, теперь они в четыре раза глубже, и ресурс постепенно иссякает. Также в стране есть гидроэлектростанции для внутреннего энергорынка, и китайцы извлекают максимум из этих источников, но они тоже близки к истощению».
Это тот момент, когда на сцену выходит возобновляемая энергия?
«Да, можно также увеличить импорт, но возникают проблемы с надёжностью поставок. Существует конфликт вокруг Тайваня и Тайваньского пролива, а также неопределённость в отношении поставок из Центральной Азии из-за угроз терроризма и политической нестабильности. Поэтому Китай делает ставку на другую альтернативу — возобновляемые источники энергии. У Китая есть большое преимущество — гибкость в вопросах государственной поддержки, что позволило стране создать зелёную индустрию, которая вытесняет всех конкурентов. Именно это и предсказал Трамп. Поэтому Китай будет бороться за сохранение Парижского соглашения, так как не хочет терять рынок экспорта возобновляемой энергии».
Ложный идеализм Европы
А как обстоят дела в Европе?
«Европа также будет бороться за сохранение Парижского соглашения. Представьте ситуацию, когда спрос на декарбонизацию упадёт в других странах. Это станет огромной экономической проблемой для Европы. Изначально Европа действовала логично, укрепляя свою энергетическую безопасность, но в конечном итоге это оказалось дорогостоящим удовольствием. ВВП ЕС стагнирует с 2008 года, в то время как ВВП США почти удвоился. Сегодня Европа и США находятся в совершенно разных точках развития, и энергетическая политика является частью этой разницы».
Мельниченко считает, что Европа не так идеалистична, как пытается показать миру:
«Что значит для Европы бороться с изменением климата? Это означает обеспечение собственной энергетической безопасности, создание экспортного рынка для своей промышленности и полировка своей репутации отличника, пока раздаются мелкие подачки бедным странам Африки. Если бы Европа действительно заботилась о сокращении своего климатического следа, а не просто о развитии своей зелёной промышленности, она бы покупала квоты на выбросы CO2 за пределами Европы, как это предусмотрено Парижским соглашением, но этого не происходит».
ЕС не борется с глобальным потеплением
Что вы имеете в виду?
«В ЕС существует внутренний рынок квот. В последний раз, когда я проверял, цена составляла 70–80 евро за тонну. Если бы у нас был глобальный рынок квот, цена упала бы до 30 евро, но если это произойдёт, банковский сектор Европы сильно пострадает, так как он выдавал кредиты компаниям на основании того, что цена останется на уровне 70–80 евро. Кроме того, государства, которые гарантировали производителям солнечных панелей компенсации в случае падения цен на электроэнергию, окажутся в сложной ситуации. Если газовым станциям придётся платить только треть от того, что они платили раньше за свой углеродный след, они смогут снизить цены, и тогда государственные бюджеты должны будут компенсировать убытки производителям солнечной энергии. Если бы действительно стояла цель сократить выбросы парниковых газов, следовало бы ввести глобальный рынок и приветствовать снижение цен на 70 процентов, но этого не происходит».
Мельниченко добавляет:
«ЕС не борется с глобальным потеплением. Для некоторых отраслей и стран-членов это было бы экономической катастрофой, если бы ЕС согласился на глобальный рынок купли-продажи выбросов и поглощения CO2. Но тогда не пришлось бы ущемлять собственное сельское хозяйство, и можно было бы прекратить поддерживать китайскую экономику, которая контролирует около 60–80 процентов рынка возобновляемой энергии и электромобилей. У любого безумия есть свои особенности, но в какой-то момент оно заканчивается, и я думаю, что это тоже закончится».
Борьба с шестью процентами
В прошлом году в интервью американскому журналисту Такеру Карлсону вы сказали, что только шесть процентов парниковых газов в атмосфере вызваны деятельностью человека. Как это объяснить?
«Во-первых, существует вопрос, есть ли изменения климата или нет. Ответ — да, и эти изменения происходят быстрее. Во-вторых: хорошо это или плохо? Для одних это хорошо, для других плохо. В-третьих: нужно ли бороться с глобальным потеплением? Нужно, если это приносит пользу. Поэтому важно создать систему, которая будет выгодна всем, а не только избранным, чтобы никто не чувствовал себя глупо, делая что-то, что не в их интересах. И, наконец, в-четвёртых, возникает вопрос, можем ли мы вообще бороться с глобальным потеплением. Это можно обсудить, и об этом стоит вести дискуссию».
Мельниченко продолжает:
«Вы спрашиваете о последнем пункте. Общий объём выбросов парниковых газов в атмосферу составляет около 860 гигатонн в эквиваленте CO2. Это подтверждает наука, и с этим никто не спорит. 94 процента выбросов не вызваны деятельностью человека и поступают из мировых океанов, вулканов, болот, лесных пожаров и других природных экосистем. Оставшиеся шесть процентов связаны с человеческой деятельностью, так называемыми антропогенными выбросами. Это парниковые газы из сельского хозяйства, энергетики, промышленности, транспорта и т.д. Если в течение 15 лет бороться с этими шестью процентами, будет ли от этого польза? Да, но если бы мы нашли способы бороться с оставшимися 94 процентами, результат был бы, вероятно, лучше. Эти методы существуют, они сосредоточены либо на сокращении выбросов, либо на поглощении парниковых газов, и, согласно исследованиям, многие из них также конкурентоспособны».
Не только концерты в поддержку Африки
Мельниченко добавляет, что выбросы, возникающие из-за таяния вечной мерзлоты в Арктике, относятся к категории неантропогенных выбросов, то есть к тем самым 94 процентам, хотя это число может измениться. Они не влияют на климатическую политику России или оценку её успехов в борьбе с изменением климата. Выбросы из вечной мерзлоты не ухудшат климатический баланс России, так как в отчетности перед ООН учитываются только антропогенные выбросы. Также в эту категорию не входят выбросы, происходящие из океанов и необработанных земель. Однако эти неантропогенные выбросы представляют собой огромную проблему для решения общей задачи по остановке глобального потепления.
Согласно Мельниченко, у России нет крупных проектов по поглощению парниковых газов, поскольку это экономически нецелесообразно, но в тот момент, когда появится глобальный рынок, ситуация изменится.
На этом фоне он повторяет свой призыв:
"Вместо того чтобы устраивать концерты в поддержку борьбы с голодом в Африке, ЕС мог бы покупать квоты на выбросы парниковых газов в Африке. Один холодильник в Европе выбрасывает больше, чем целая деревня в Африке. Общий объем выбросов Африки составляет около двух гигатонн — это практически ничто, но их потребление электроэнергии будет расти в ближайшие годы. Для них дешевле делать ставку на ископаемое топливо на собственной территории, чем использовать любые формы возобновляемой энергии, но здесь на кону стоят огромные экономические интересы. В настоящее время до пяти триллионов долларов из мирового ВВП в 100 триллионов уходит на соблюдение климатических норм с помощью солнца, ветра, электромобилей и других технологий. Если бы была создана другая система регулирования, эти деньги направились бы в другие сферы, но таких отраслей пока не существует. Так кто же будет бороться за их интересы?"
Разваливается ли российская экономика?
Мне бы также хотелось услышать вашу оценку российской экономики. Вы сказали в интервью с американским журналистом Такером Карлсоном прошлым летом, что российская экономика недооценена. Что вы имели в виду, и как вы сейчас оцениваете состояние российской экономики? На Западе нам время от времени говорят, что экономика России либо развалилась, либо находится на грани этого.
"Да, недавно я пил кофе в Москве с послом одной европейской страны, образованным человеком, который прислушивается к фактам. Мы говорили о недавнем докладе Стокгольмской школы экономики, который стал последним поводом для обсуждения неизбежной экономической катастрофы в России. Я внимательно прочитал доклад и попросил ряд экспертов прокомментировать несколько наблюдений из этого доклада, которые на первый взгляд казались интересными."
Правы ли авторы доклада в своих прогнозах?
"Нет, если сказать коротко, но это не означает, что экономика застрахована от ошибочных решений, которые вполне могут привести к глубокому экономическомукризису."
Какие проблемы вы видите?
"Проблем много, но российская экономика не развалится, и через некоторое время всё нормализуется. А в долгосрочной перспективе то, что сейчас переживает российская экономика, окажется полезным."
Либеральное регулирование
По словам Мельниченко, помимо доступа к ресурсам и рынкам, экономику определяют три фактора. Во-первых, форма собственности, будь то частная или государственная. Во-вторых, регулирование. Это может быть как негативное, так и позитивное регулирование: запреты или поддержка, регулирование экологических вопросов, рынка труда, налоговые льготы и субсидии. И в-третьих — монетарная и финансовая система, обслуживающая экономику.
Он говорит:
"В России доля государства в экономике растёт, так что в этом плане наблюдается откат, но это ещё не стало фундаментальным ограничением, так как государственные предприятия работают по тем же правилам и в рамках той же денежно-финансовой системы, что и частные компании. Возможно, увеличение доли государства в экономике со временем приведёт к изменению регулирования и другим правилам кредитования, то есть к более плановой экономике, но пока этого не произошло. Напротив, система регулирования всё ещё развивается в положительном, ориентированном на рынок направлении, возможно, по инерции."
Можете привести пример?
"Экологическое регулирование или регулирование рынка труда. Рынок труда раньше был строго регулируемым. Сейчас существует гораздо большая гибкость как для работодателей, так и для работников."
Бум в обрабатывающей промышленности
По словам Мельниченко, Россия долгое время ориентировалась на европейский рынок, так как он был самым близким и удобным, но он не считает, что российская экономика стала зависимой от технологий и других ресурсов из Европы.
Он говорит:
"Во-первых, наша обрабатывающая промышленность в данный момент переживает бум, потому что мы сами начали производить множество товаров. Россия, без сомнения, освободится от прежней зависимости в ряде товарных категорий. Так же, как за последние десять лет страна стала независимой от импорта продуктов питания. Это неизбежное развитие событий, и пути назад нет."
Мельниченко продолжает:
"Во-вторых, нехватка рабочей силы привела к росту заработных плат, что, в свою очередь, будет стимулировать повышение производительности, в том числе за счёт автоматизации и цифровизации. В-третьих, российская промышленность смотрит на Китай, который значительно более конкурентоспособен, чем Европа, и предлагает множество возможностей. Это долгосрочная тенденция."
Мельниченко не согласен с теми, кто предсказывает, что в результате санкций и отсутствия технологического трансфера с Запада российская экономика станет более примитивной и будет больше зависеть от экспорта сырья.
Он говорит:
"В России низкая производительность, потому что труд был дешёвым. Поэтому не было экономических стимулов для автоматизации. Это быстро изменится. В России не хватает собственных технологий, потому что раньше не осознавали, как легко можно потерять к ним доступ. Теперь это поняли, и ситуация изменится."
Несоответствие между денежно-кредитной и промышленной политикой
Мельниченко, однако, признает, что высокая процентная ставка, в данный момент составляющая 21 процент, затрудняет положение производственного сектора. Повышение заработных плат способствует росту инфляции, и центральный банк пытается контролировать её с помощью высоких ставок. По его словам, существует несоответствие между денежно-кредитной политикой и промышленной политикой, но российская экономика в целом продемонстрировала удивительную способность к адаптации, поэтому он рассматривает это как временный вызов.
Мельниченко добавляет:
«В долгосрочной перспективе — через десять лет — я не вижу фундаментальных проблем. То, что не убивает нас, делает нас сильнее и энергичнее. У меня нет ни малейшего сомнения, что Россия овладеет новыми технологиями, и наша система образования и наука будут реструктурированы. У нас нет другого выхода. А когда выхода нет, Россия всегда собирает силы и решает свои проблемы. Посмотрите на историю. Россия была отсталой страной в 1905 году, когда мы проиграли войну Японии. В течение следующих десяти лет Россия пережила радикальное технологическое развитие. То же самое произошло после революции 1917 года и гражданской войны, когда через 10–15 лет мы прошли через масштабную индустриализацию. После Второй мировой войны страна снова лежала в руинах, но тем не менее мы восстановились, создали ядерное оружие, современные самолёты, отправили первого человека в космос и многое другое. Ещё два-три года санкций на технологии, и мы осознаем всю серьёзность ситуации, после чего соберём силы, и через 10–15 лет история повторится».
Трансфер технологий больше не проблема
В связи с переходом к рыночной экономике в 1990-х годах многие западные компании инвестировали в Россию. Они строили заводы и производственные мощности, что обеспечивало трансфер современных западных технологий. Насколько я понимаю, китайцы не делают того же самого. Да, они торгуют с Россией как никогда ранее, но не инвестируют в производство в России.
«Это не так. Этап, когда требовались иностранные инвесторы для трансфера технологий, завершился задолго до 2022 года. Россия 2025 года — это не Россия 1990-х. Сейчас мы гораздо более развиты и способны самостоятельно решать инженерные задачи, а то, чего нам не хватает, мы можем купить.
Какова самая большая проблема российской экономики на сегодняшний день?
«В краткосрочной перспективе это денежно-кредитная политика, но это внутренняя проблема, вызванная отсутствием координации. В краткосрочной перспективе мы всё ещё находимся в переходной фазе, когда нам нужны запчасти для оборудования, произведённого на Западе, например для самолётов, но это лишь вопрос времени, прежде чем проблема будет решена — три-четыре года. Я не думаю, что Airbus когда-либо вернётся на российский рынок и займет хотя бы половину той роли, которую компания играла до войны».
Либеральная российская экономика
У меня есть вопрос о том, как функционирует Россия. Вы сами учились в элитной школе для особо одарённых учеников в области математики и физики. Российская математическая школа находится на уровне высшей лиги, российская инженерная школа — на высшем уровне, и поэтому российских специалистов можно найти в компаниях и научных учреждениях США, Израиля и других западных стран. Почему этот высокий уровень не приводит к тому, что Россия становится лидером в области технологических инноваций и компаний, способных конкурировать с ведущими компаниями США и Китая?
«Российская экономика крайне либеральна. В либеральной экономике капитал идёт туда, где от него можно получить наибольшую выгоду. В стране, столь богатой природными ресурсами, инвестировать в добычу сырья и его первичную переработку оказывается гораздо выгоднее, чем вкладываться в сложные технологические проекты. Со временем все ниши для таких инвестиций будут заняты, и оставшийся капитал неизбежно начнёт переходить в менее прибыльные или более рискованные вложения. Способность не только внедрять, но и генерировать инновации даёт здесь конкурентное преимущество. Именно это произошло в нескольких секторах российской экономики ещё до введения санкций.»
Мельниченко продолжает:
«Другим ограничением для России является доступ к рынку технологических инноваций. США заняли большую часть этого рынка после того, как вытеснили европейские и британские высокотехнологичные компании. В 1990 году Европа производила 44 процента всех полупроводников, а к 2021 году эта цифра снизилась до девяти процентов. Шесть самых ценных технологических компаний в мире по капитализации — американские. Среди первых десяти нет ни одной европейской компании, а в топ-20 только две — голландская ASML и немецкая SAP. Volkswagen в 2023 году была единственной компанией в топ-10 списка из 2 500 крупнейших инвесторов в мире в области исследований и разработок. США добились успеха, потому что установили правила игры, благоприятные для американских компаний.»
Мельниченко добавляет:
«Китай завоевал ведущие позиции на рынке высоких технологий, воспользовавшись доступом к огромному внутреннему рынку и рынкам своих крупных торговых партнёров. У России не было ни первой, ни второй возможности, и в стране всё ещё остаются значительные перспективы для привлекательных инвестиций в более простые проекты.»
Технологический суверенитет
А как насчёт технологического суверенитета?
«Либеральная экономика, как уже упоминалось, не создаёт спроса на высокотехнологичную продукцию и не обеспечивает технологический суверенитет. Либеральная экономика создаёт спрос на наиболее эффективное размещение капитала, и именно поэтому ранее не имело смысла инвестировать частный капитал в высокие технологии. Россия продолжала производить блестящие умы, но в экономике практически не было спроса на них, за исключением атомной промышленности и производства вооружений. Следствием этой ситуации стала массовая утечка мозгов. Люди уезжают туда, где востребованы их знания и умения. Для них это хорошо, но для России — плохо. Это следствие либеральной экономической модели. Государство, конечно, должно было раньше обратить внимание на необходимость технологического суверенитета. Но и в этой области есть краткосрочная негативная и долгосрочная позитивная тенденции.»
Какова краткосрочная тенденция?
«Разрыв технологических и экономических связей с Западом привёл к тому, что многие талантливые люди немедленно покинули Россию. Эта краткосрочная тенденция, конечно, негативна.»
А какова долгосрочная тенденция?
«Во-первых, многие возвращаются. Во-вторых, положительной тенденцией является то, что теперь возникла объективная необходимость в разработке и производстве передовых технологий, таких как турбины, компрессоры и самолёты. За последние три года в ряде областей произошёл прогресс, которого не наблюдалось в предыдущие 15 лет.»
Ухудшение авиационной безопасности
Мы слышим истории о том, что самолёты в России скоро начнут падать, потому что их невозможно обслуживать.
«Да, это очевидно: западные санкции, касающиеся обслуживания самолётов западного производства, представляют собой риск для пассажиров. Это опасно и не слишком гуманно. Российские авиакомпании в своё время закупили парк западных самолётов, полагая, что это безопасно и что доступ к обслуживанию всегда будет обеспечен. Сложно обслуживать чужую технологию, когда нет доступа к запасным частям.»
Мельниченко добавляет:
«Как это могло произойти? Не потому что русские глупы и не могут решить такую технологическую задачу. Россия и здесь стала жертвой механизмов своей крайне либеральной экономической модели и, что самое главное, своей веры в то, что целенаправленное ухудшение безопасности гражданской авиации не может использоваться как оружие в XXI веке. Если ситуация не будет решена, Россию ждёт болезненный период.»
Восстановление подготовки талантливых специалистов
Фонд Мельниченко реализует проект по поддержке особо одарённых детей, и он утверждает, что, несмотря на либеральную модель экономики и утечку мозгов, удалось сохранить научную основу в области математического образования и других наук, хотя это и стало растущей проблемой.
Он поясняет:
«Если бы прежняя модель продолжалась ещё десять лет без внимания к рискам, связанным с утратой доступа к важным технологиям, у нас возникли бы структурные проблемы с восстановлением нашей научной базы. Но сейчас я уверен, что нам удастся восстановить подготовку умных людей. Наш рынок труда стал чрезвычайно стимулирован в этом направлении. Это займёт какое-то время, но это произойдёт. Сегодня в России есть инженеры-химики, которые могут работать с квантовыми компьютерами, и они зарабатывают больше, чем в Европе. Россия снова становится привлекательной страной для талантливых специалистов. Интересно также, что произойдёт с финансовой системой. Я уверен, что исключение России из системы расчётов в долларах и евро приведёт к инновациям, которые кардинально изменят глобальную платёжную систему. Думаю, через пять лет у нас не будет проблем с платёжной системой.»
Но разве западный капитал не будет избегать Россию, и удастся ли найти капитал в других местах?
«Такой стране, как Россия, которая традиционно экспортирует капитал, в долгосрочной перспективе не грозят проблемы с доступом к финансовому капиталу.»
Россия и Европа выстрелили себе в ногу
Вы считаете, что Запад выстрелил себе в ногу?
«И Россия, и Европа выстрелили себе в ногу. Разрыв связей между российской и европейской экономиками — это большая ошибка, которая привела к ослаблению обеих сторон. Катастрофы не произошло ни в России, ни в Европе, но если бы этого не случилось, экономический рост как в России, так и в Европе был бы значительно выше. Люди жили бы лучше, а мир был бы гораздо более безопасным местом.»
В контексте войны в Украине Мельниченко обращает внимание на несколько аспектов. Прежде всего, он не сомневается в том, что Путин ответит на любую западную эскалацию дальнейшим ужесточением. Россия будет вынуждена ответить, иначе она будет выглядеть слабой, а этого Россия ни в коем случае не допустит. По мнению Мельниченко, утверждения о том, что Глобальный Юг или другие силы могут надавить на Путина, являются выражением глубокой наивности со стороны людей, которые не понимают, о чём говорят.
Он говорит:
«Если эскалация продолжится при Трампе, и российское руководство придёт к выводу, что это проблема, которую невозможно решить, это закончится мировой войной.»
В противном случае Мельниченко полагает, что боевые действия завершатся в течение 2025 года, но он указывает на одну проблему с точки зрения Москвы.
«Я осмелюсь утверждать, что никакое мирное соглашение не будет подписано до тех пор, пока в Украине не пройдут выборы. Россия не собирается повторять ошибки, допущенные при подписании Минских соглашений в 2014 и 2015 годах, когда договоры были подписаны президентом Украины, но не могли быть реализованы из-за отсутствия достаточной поддержки в парламенте и украинском обществе.»
Он заключает:
«Эта война не закончится поражением России. Это исключено. Европе и России придётся выстраивать свои отношения с нуля, а Украине также придётся найти своё место в мире после войны. Это означает, что вопрос примирения между Россией и Украиной неизбежен, и это также означает, что представители России и Украины будут договариваться о таком примирении, исходя из своих подлинных национальных интересов. И чем быстрее обе стороны поймут, что в процессе примирения не следует привлекать тех участников, чьи национальные интересы не совпадают с целью как можно скорее закончить эту трагедию в истории российских и украинских народов, тем быстрее Россия и Украина найдут решение.»
Или на английском:
Has fighting global warming become pointless?
Flemming RoseFebruary 01, 2025
Did you know that only about six percent of the greenhouse gases released into the atmosphere are man-made?
I didn't until Andrei Melnichenko, one of Russia's richest people and chairman of the Russian Federation of Industry's Committee on Climate Policy and CO2 Regulation, brought it to my attention.
It's the six percent that the world spends three to five trillion dollars annually to combat, but what about the remaining 94 percent?
According to Melnichenko, there are methods to combat them, but this involves human intervention in nature with the aim of influencing the climate and environment, for example by reflecting the sun's radiation in various ways and thus lowering the temperature. Such methods are known as geoengineering.
And according to Melnichenko, it is possible that nature's emissions of greenhouse gases, the so-called methane bombs, are now occurring at a pace and scale that makes it pointless to combat global warming.
I talked about this and much more with the 52-year-old Melnichenko when I recently met him in Dubai, where he has settled with his family after he was placed on the EU sanctions list in March 2022 in connection with the Russian invasion of Ukraine. That was the first part of our conversation. You can read/listen to it here.
Enjoy.
Margaret Thatcher as an environmental activist
On November 8, 1989, Britain's Conservative Prime Minister Margaret Thatcher took to the podium at the United Nations General Assembly in New York to identify a new threat to the world – man-made global warming.
It is of course no coincidence that I mention the exact date, because the next day, as you know, things happened in Berlin that have gone down in history as the end of the post-war era.
Thatcher pointed out that conventional threats such as the danger of global annihilation in a nuclear war and regional wars were on the decline, but, she added, referring to global warming, we have all now become aware of another insidious danger.
“It is humans and their activities that are changing the planet's environment in harmful and dangerous ways,” she said.
Thatcher warned of catastrophic floods and food shortages in many parts of the world, rising sea levels and melting glaciers due to rising temperatures, and she compared the consequences of climate change to the consequences of the physics experiments that at the beginning of the 20th century made it possible to split the atom, thus paving the way for the first atomic bomb.
According to Thatcher, the results of climate change could have far-reaching consequences for the way human societies are structured and how we as humans live our lives.
The British Prime Minister proposed that, in the run-up to the Rio Conference in 1992, an international convention should be drawn up that would serve as a guide for all countries on good behavior in this area.
“It will be one of the most important conferences the United Nations has ever held,” Thatcher said.
Gorbachev as a green activist
Thatcher's historic speech formulated an agenda that has dominated the global conversation in recent decades, but at the time it received limited coverage in major international media, and the next day it was forgotten, because on November 9, 1989, the Berlin Wall fell, as mentioned, and the entire world's attention was on the crumbling Eastern Bloc and the Soviet Union.
However, as I said, this did not mean that Thatcher's ambition to set a new global agenda to replace the one that had occupied minds during the Cold War was shipwrecked. On the contrary. The Rio conference took place in 1992, and the president of the dissolved Evil Empire, Mikhail Gorbachev, became president of the global environmental organization Green Cross, and the combatants of the Cold War, East and West, joined forces to fight the new common enemy that Thatcher had proclaimed: climate change.
Or, seen from an even broader historical perspective:
The 20th century was dominated by three ideologies fighting each other: fascism, communism and liberalism. The first was defeated in World War II, the second suffered defeat in the Cold War, and so in 1989 liberalism was left alone without an ideological enemy to go to war with, so instead it made climate change a common enemy.
The story of the rise and fall of the EU
We are now in the fourth decade since Thatcher's speech.
According to Andrey Melnichenko, the past decades are the story of how Russia and the West first approached each other, but how different forces pulled in different directions; it is the story of how energy policy and climate policy began to separate the parties, but also the story of the EU's greatness and fall.
The story of how the EU, over the course of 30 years, moved from the top of the world as the power factor that set the climate agenda, while the EU developed a single market for green technology that Brussels could impose on the rest of the world and thus reap the fruits of its green goodness, to a situation where the EU today appears as a faded power plagued by stagnation and an inefficient economy, where high energy prices make it difficult to compete.
Because as Melnichenko states: In the original equation, the EU had done the math without China, which was an economic and political minor factor when Thatcher spoke to the UN. Today, the EU has been outcompeted by China in green technology and electric cars, while the US under Trump has thrown the EU's climate agenda on the historical dustbin, and thus, according to Melnichenko, the EU's ambition to become the world's energy policy superpower has been put to an end.
EU energy security, new states and Russia
In the years after the Cold War, Russia and Europe had a shared interest in developing their energy cooperation. Russia needed the revenues from fossil fuel exports to modernize its economy, while Europe needed stable supplies of energy. At the time, the alternatives were unstable. In Algeria, a civil war broke out in 1992, and in neighboring Libya, Colonel Gaddafi was an unpredictable leader, and many still remembered how the oil-rich countries of the Middle East had brought Western economies to their knees with an embargo in the 1970s.
Europe, says Melnichneko, was driven by an internal need for energy security. It was dependent on fossil fuels from abroad, but this was associated with a risk, so it began to focus on renewable energy, so it became less dependent on external energy sources. Nuclear power was downgraded. The Chernobyl accident was fresh in memory, and this was later reinforced by the Fukushima accident. At the same time, several new states in Central and Eastern Europe continued to see Russia as a threat that they had to distance themselves from, and therefore these countries defined their national identity in opposition to Russia.
Killing four birds with one stone
This is part of the context for Europe's green strategy.
Melnichenko says:
“In the 1990s, Europe starts to introduce regulations with a focus on decarbonization. At first it's a small market and it's about small money, but in the 00s something happens so that Europe has a project that they want to sell to the whole world, solar, wind, electric cars. At that time, China had not yet entered the market, and Russia was not something to worry about, so decarbonization helped Europe on two fronts. On the one hand, it contributed to energy security and less dependence on fossil fuels, and on the other hand, it helped establish a market where you could sell green technology, wind turbines and the like.”
Melnichenko continues:
“At the time, it looked as if the EU could build an internal market for renewable energy based on European technology and then export that model to the rest of the world with reference to the climate agenda. At the same time, green parties were established, so support for the green agenda also became a path to political power. What more could you dream of? You killed four birds with one stone. There is an economic logic, you solve your problem of energy security, the green parties ensure political support, and you can claim global leadership with an idealistic agenda in the fight against climate change. The EU makes it look like you are saving the world and not just slicing your own pie.”
The West thought Russia was finished
So that development is one of the driving forces behind the gradual split between the West and Russia?
“Yes, that is why economic cooperation is going off the rails. As a result of the green transition, Europe is becoming less dependent on fossil fuels, so it tips the balance between political disagreement and division on the one hand and integration and economic cooperation on the other in the relationship between Russia and Europe. The green agenda also meant that many predicted Russia’s growing irrelevance.”
How so?
“They looked at Russia and the Russian economy’s dependence on fossil fuels and concluded that it was only a matter of time before Russia would be finished. We remember John McCain’s words about Russia being a gas tank pretending to be a country. Therefore, the fear of Russia was not linked to economic competition, but to a country without a future, which could therefore become a threat.”
Global warming is good for Russia
According to Melnichenko, Russia's climate story differs from what you hear in the West about the imminent end of the world.
He says:
“Global warming is good for Russia. Several thorough studies have been conducted on the impact of global warming on the Russian economy, and they show that it has a positive effect. Productivity in the Russian agricultural sector is growing because more land can be cultivated and less money is spent on heating. There is also more money to be made on the Northern Shipping Route in the Arctic, which makes it possible to transport goods from Europe to Asia and vice versa.”
Are there no negative consequences?
"Yes, in areas with permafrost there will be a need to strengthen the foundations under buildings, and there are areas to the south where you get less benefit from cultivating the land."
According to Melnichenko, there are a total of three issues to consider when weighing up the pros and cons of global warming in Russia: first, the economy, second, the quality of life, and third, the international aspect.
He elaborates:
“As I said, it is overall positive for the economy. In terms of quality of life, most people are happy when it is warm in Moscow in September and October, while they are sad when it is cold in August. As for the international aspect, global warming will negatively affect the economies of our southern neighbors. It risks leading to increased instability. Cynically, it is to Russia's advantage because it will strengthen our competitiveness, so in reality we should be fighting for faster warming. But Russia has nevertheless joined climate agreements, the aim of which is to combat global warming.”
Why Russia joined the Paris Agreement
Why did Russia do it?
“As a responsible country, Russia cannot simply ignore the problems that climate change is causing elsewhere. In addition, Russia wanted to become a member of the global free trade organization WTO, and one of the EU's requirements for saying yes to that was that Russia should join the Kyoto Agreement from 1997, which came into force in 2005, so that it was part of a broader package. In relation to the Paris Agreement from 2015, the assessment in Moscow was that it would not have any significant impact on the Russian economy, perhaps it could even have a positive effect if a global market for buying and selling quotas for the emission and absorption of greenhouse gases was established, and in light of Russia's enormous territory, this would be an advantage. Russia saw here a potential opportunity to establish a new economic sector.”
How so?
"When Russia joined the Paris Agreement, it was said that we should cut our CO2 emissions, which were then set at 1.6 billion gigatons, but that did not match the realities. Russia has a positive climate balance, we absorb far more than we emit, so we could either sell quotas to those who have to compensate for their emissions, or we could invite companies with large emissions to move their production to Russia. That was the logic."
The Paris Agreement is in ruins
Melnichenko believes that the current climate regulation, as formulated in treaties such as the 2015 Paris Agreement, will slowly fall apart because the regulation has been ineffective in the sense that it has not caused temperatures to drop, even though gigantic resources have been allocated for the purpose, up to five trillion dollars a year, while other global problems such as poverty and hunger have been ignored.
He says:
“The world is at a crossroads. Either you change the current system of climate regulation, or it will stop working, and then different systems will arise on the ruins of the old one. I imagine that the EU and China, which have limited fossil fuels and have established a business model for green technology, will try to hold on to the old system with the goal of completely phasing out the use of fossil fuels, while you can imagine the establishment of a parallel system, which the US, Russia and others will join, where you regulate using quotas on a global market while continuing with fossil fuels. That will be more logical and fair.”
Irreversible climate change
According to Melnichenko, there is also a third option:
“There are scientific studies that indicate that climate change has become irreversible. If that is true, then it no longer makes sense to spend enormous resources on fighting something that cannot be fought. Instead, we should focus on adapting to this situation.”
What do you mean by that?
“This is due to the processes taking place in the Arctic region, where the rot under the thawing permafrost is emitting large amounts of methane into the atmosphere. The same is happening in shallow areas close to the continental shelf in the Sea of Okhotsk at Kamchatka. I have heard from scientists about amounts of 5–6 gigatons of methane. This exceeds all current man-made emissions. This was not the case 15 years ago. The temperature here has risen by 2–4 degrees compared to 1.5 degrees in the rest of the world. Perhaps it is so extensive that we cannot do anything about it. Climate change will in any case lead to economic changes and put pressure on migration flows. Instead of fighting the irreversible, we should then fight the consequences of the irreversible, that is, adapt. The logic has so far been that we should fight global warming, but we have been bad at that. We focused solely on cutting back on fossil fuels to introduce solar and wind and make money instead of investing in other methods.”
Good with final clarification
Although the prospect of irreversible climate change and global warming may sound bleak, Melnichenko sees several benefits.
He explains:
“It creates clarity so that you know what to focus on. Currently, about 3-5 trillion dollars are changing hands every year in the fight against global warming, and it all goes to this green energy, but imagine if we woke up tomorrow and were told that this climate change is irreversible and that it makes no difference whether you spend three or 30 trillion to get to zero greenhouse gas emissions. That, I think, is good news. First, you stop spending resources on nonsense, second, you get a new financial resource, and third, humanity gets a new common enemy that is real and not fictional. It will make us all think in a new way and solve real problems.”
The EU's contradictions
The EU has suspended all cooperation with Russia in the Arctic as a result of the war in Ukraine, but according to Melnichenko, they should join forces to measure what is happening in the Russian Arctic with methane emissions and temperature increases.
"You should study the areas with permafrost and low tides close to the continental shelf over a period of two to three years to get accurate data. All it takes is setting up a series of hangers with sensors on them."
Melnichenko adds:
“The EU is leading the fight against the looming climate crisis, which is a colossal problem for humanity. The EU has sacrificed its economic development for the cause, laid waste to its industry and has also begun to eradicate its agriculture. All these things are being sacrificed to implement a so-called green transition with the noble aim of saving the planet, but at the same time the EU has cut off all cooperation with Russia in the climate field, including scientific cooperation. In this way, the EU loses the ability to measure the extent of greenhouse gas emissions in an area that is absolutely crucial for how the climate crisis will develop. Ultimately, this will cause enormous damage to Europe. Unfortunately, this is characteristic of the way the EU works.”
One of the reasons for the EU's sanctions against Melnichenko is that he is the chairman of the committee for climate policy and CO2 regulation in the Russian Business Union, but that position has nothing to do with his business. Here he is responsible for ensuring that Russian business complies with the Paris Agreement, which both the EU and Russia have joined, and the EU has not demanded that Russia be excluded from that agreement. The EU is extremely ambitious when it comes to complying with the Paris Agreement, but nevertheless it has interrupted all cooperation with Russia in that area and sanctioned Melnichenko, who bears part of the responsibility for ensuring that Russian business complies with the agreement. According to Melnichenko, this is one of countless examples of the contradictions that characterize the EU.
The Russian Business Union is equivalent to the American Chamber of Commerce, Business Europe or the Confederation of Danish Industry, and was established in connection with the transition from a planned economy to a market economy to represent the interests of the business community in relation to the authorities, foreign partners, employees and society.
Russia's climate accounts
You have established companies that produce fertilizer for agriculture and coal, but you are also engaged in the debate about climate change. How is that connected?
“My interest was sparked in the 2010s and is driven by common sense. I had invested in companies that are affected by decarbonization. They are primarily located on Russian territory, so I wanted to find out what was happening with regulation in Russia and what would happen next. 10 years ago we could see that Russia's official accounting for greenhouse gas emissions and removals was not right. The amount of emissions was set too high, while the amount of removals was set too low, and three years later a research project was launched to get scientific data. Our hypothesis turned out to be correct, so when Russia presented its national accounting at the climate summit in Baku in 2023, our emissions had decreased significantly. Before the improvement of our calculation method, emissions were 1.6 million gigatons, but now they have decreased to 800,000 gigatons. In the 2021 report, which was still based on the old figures, Russia ranked sixth on the list of the highest emitters, now we are on our way out of the top 10. We have not measured everything yet, but we can already conclude that Russia has a positive carbon footprint. We have always had that, but it is only now that it has been verified. That is why I am not worried about investing in companies with coal and fertilizers.”
Optimistic view of the future
Melnichenko is more optimistic today, because – as he says – common sense will ultimately prevail.
“In a historical perspective, we have had a short period where people went crazy, but that will pass. That was my logic, and now I am optimistic.”
Why?
“It is clear that the current climate regulation is causing widespread dissatisfaction in the world, so changes will happen. After the US has withdrawn from the Paris Agreement, there is no doubt that it will happen. If it turns out that it still makes sense to combat man-made greenhouse gas emissions, then I believe that we will have a global market for buying and selling CO2 quotas, and that means there will be room for cheap fossil fuels like coal. That suits me well.”
Melnichenko predicts that a global market for buying and selling quotas for the absorption and emission of greenhouse gases will emerge by 2027 at the latest, when airlines must buy compensation for their emissions according to an international agreement, but this only concerns a tiny fraction of anthropogenic emissions.
He continues:
"And if not, that is, if science documents that methane emissions in shallow waters near the continental shelf in the Sea of Okhotsk and in areas with permafrost are occurring on such a large scale that it is too late to stop it, then our resources and efforts must be spent on adapting. It will be a different system, where you will build fewer wind turbines and support Africa so that they can adapt."
Why did the US join the Paris Agreement?
What made the United States join the Paris Agreement?
“In the 00s, things looked positive for the US, as they did for Europe with solar, wind and nuclear power, and there was the issue of energy security. In Europe, there were green parties, while the Democrats in the US were pushing that agenda. We remember Al Gore and his film and campaign, where the Republicans took the opposite position. In the middle of it all, the shale revolution took place, and America moved from being an importer of fossil fuels to exporting oil and gas, but inertia meant that it took a while for it to make a political impact. In parallel with that development, we have witnessed the rise of China over the past 25 years. China's progress in solar, wind and electric cars sparked a debate, and in 2015 Trump declared that the US was on its way to losing that competition, and he was right. Now China has more than 60 percent of the market for wind turbines, more than 80 percent in solar, and just under 80 percent of the global market for electric cars.”
What was Trump's response?
“It was withdrawing from the Paris Agreement because it harmed US interests. Biden brought the US back”
After our conversation, it became known that Trump has pulled the US out the Paris Agreement again. “I don’t think the US will return to that agreement even if the next president is a Democrat.”
China and the Green Agenda
What does it look like for China?
"China is in the same situation as Europe. China used to have coal shafts of 300 meters, they are now four times as deep, so they are running out of that resource. They also have hydropower plants for the internal electricity market, and the Chinese are extracting the maximum from those sources, but they are running out."
Is this where renewable energy comes in?
"Yes, you can also import more, but there are problems with security of supply. There is the conflict around Taiwan and the Strait and uncertainty associated with supplies from Central Asia due to terrorist threats and political instability, so they are focusing on another alternative, namely renewable energy. China has the great advantage that they are flexible in relation to state support, and in this way they have built a green industry that eliminates all competitors. So exactly what Trump predicted has happened. That is why China will fight to preserve the Paris Agreement, it does not want to lose its market for renewable energy exports."
Europe's false idealism
What about Europe?
“Europe will also fight to preserve the Paris Agreement. Imagine a situation where demand for decarbonization falls in other countries. That will be a huge economic problem for Europe. Initially, Europe acted logically, it strengthened its energy security, but in the end it has become an expensive pleasure. The EU's GDP has stagnated since 2008, while the US's has almost doubled. Europe and the US are in very different places today, and the development of energy policy is part of that.”
Melnichenko does not believe that Europe is as idealistic as it has tried to give the impression to the outside world:
“What does it mean for Europe to fight climate change? It ensures its own energy security and creates an export market for its industry and polishes its halo as a class puppet, while handing out small change to poor countries in Africa. If Europe really cared about limiting its climate footprint and not just developing its green industry, they would buy CO2 quotas outside Europe, which was part of the Paris Agreement, but they are not doing that.”
The EU is not fighting global warming
What do you mean by that?
“The EU has an internal market for allowances. Last time I checked, the price was 70–80 euros per ton. If we had a global market for allowances, the price would fall to 30 euros, but if that happened, the European banking sector would be hit hard, because it has given loans to companies on the premise that the price would be 70–80 euros. Furthermore, the states that have guaranteed compensation to solar panel producers if the price of electricity falls will be faced with a big problem. Because if gas stations only have to pay a third of what they have done so far for their climate footprint, they can lower the price, and then the state coffers will have to compensate those who produce solar energy. If you really wanted to limit greenhouse gas emissions, you should introduce a global market and welcome a big price drop of 70 percent, but you don’t.”
Melnichenko adds:
"The EU is not fighting global warming. It would be an economic disaster for some industries and member states if the EU agreed to a global market for buying and selling CO2 emissions and absorption, but then you wouldn't have to bother your own agriculture, and you could also stop supporting the Chinese economy, which has about 60–80 percent of the market for renewable energy and electric cars. All madness has its own characteristics, but the madness stops at some point, and I think this one does too."
The fight against the six percent
You said last year in an interview with American journalist Tucker Carlson that only six percent of greenhouse gases in the atmosphere are caused by humans. How does that fit together?
"First, there is the question of whether there is climate change or not. The answer is yes, and it is happening faster. Second: Is it good or bad? For some it is good, and for others it is bad. Third: Should we fight global warming? We should if we get something out of it, and that is why it is important to create a system that benefits everyone and not just a select few, so that no one feels like an idiot because they have to do something that is not to their advantage. Finally, fourth, there is the question of whether global warming can be fought at all. That can be discussed, and we should have a debate about that."
Melnichenko continues:
“You ask about the last point. The total emission of greenhouse gases into the atmosphere is around 860 gigatons of CO2 equivalent. That is what science says, and there is no disagreement about that. 94 percent of the emissions are not caused by human activity and come from the world's oceans, volcanoes, swamps, forest fires and other ecosystems in nature. The remaining six percent are due to human activity, so-called anthropogenic emissions. These are greenhouse gases from agriculture, energy, industry, transport, etc. If you fight the six percent for 15 years, will you get anything out of it? Yes, but if you found methods to fight the remaining 94 percent, you would probably achieve a better result. There are methods that focus on either the emission or absorption of greenhouse gases, and according to research, several of them are also competitive.”
Concerts in support of Africa are not enough
Melnichenko adds that emissions from the melting permafrost in the Arctic will fall into the category of non-anthropogenic emissions, i.e. the 94 percent, although that figure may change. They do not affect Russia’s climate policy or the assessment of its success in combating climate change. Emissions from permafrost will not worsen Russia’s climate accounts, since only anthropogenic emissions are included in reporting to the UN. Emissions from the oceans and uncultivated land do not fall into that category either. But these non-anthropogenic emissions are a huge problem for solving the overall task of stopping global warming.
According to Melnichenko, Russia has no major projects for absorbing greenhouse gases because it is not profitable, but the moment a global market emerges, that will change.
Against this background, he repeats his call:
“Instead of organizing concerts to fight hunger in Africa, the EU could buy quotas for greenhouse gas emissions in Africa. A refrigerator in Europe emits more than an entire village in Africa, Africa has a total emission of about two gigatons, which is as good as nothing, so their electricity consumption will increase in the coming years, and for them it will be cheaper to invest in fossil fuels on their own territory compared to all forms of renewable energy, but there are major economic interests at stake. Currently, up to five trillion dollars of the global GDP of 100 trillion goes to comply with climate regulation using solar, wind, electric cars and other things. If you created a different system of regulation, that money would flow in other directions, but these are industries that do not exist, so who is going to fight for their interests?”
Is the Russian economy collapsing?
I would also like to hear your assessment of the Russian economy. You said in an interview with the American journalist Tucker Carlson last summer that the Russian economy is undervalued. What did you mean, and how do you now assess the state of the Russian economy? In the West, we are periodically told that the economy in Russia has either collapsed or is about to collapse.
“Yes, recently I had coffee in Moscow with the ambassador of a European country, a well-educated person who listens to facts. We talked about a recent report from the Stockholm School of Economics, which is the latest reason for the debate about an inevitable economic disaster in Russia. I read the report carefully and asked a number of experts to comment on several observations in the report that at first glance seemed interesting.”
Are the report's authors correct in their prediction?
"No, to put it briefly, but that does not mean that the economy is protected against bad decisions, which could easily lead to a deep economic crisis."
What problems do you see?
“There are a lot of problems, but the Russian economy will not collapse, and over time everything will normalize. And in the long run, what the Russian economy is going through now will prove beneficial.”
Liberal regulation
According to Melnichenko, there are three factors that define an economy, in addition to access to resources and markets. First, property relations such as private or state. Second, regulation. This can be negative or positive regulation, prohibition or support, regulation of environmental conditions, the labor market or tax benefits and subsidies, and third, the monetary and financial system that serves the economy.
He says:
“In Russia, the state's share in the economy is growing, so it is declining here, but it has not yet become a fundamental limitation, because state-owned enterprises operate according to the same rules and within the same monetary and financial system as private enterprises. It is possible that the state's increased share in the economy will at some point lead to different regulation and different lending rules, i.e. to a more planned economy, but this has not happened so far. On the contrary, the regulatory system is still developing in a positive, market-oriented direction, perhaps as a result of inertia.”
Can you give an example?
“Environmental regulation or regulation of the labor market. The labor market used to be tightly regulated. Now there is much greater flexibility for both employers and employees.”
Boom in the processing industry
According to Melnichenko, Russia has long oriented itself towards the European market because it was the most obvious and convenient, but he does not believe that the Russian economy has become dependent on technology and other things from Europe.
He says:
“Firstly, our processing industry is currently experiencing a boom, because we have started to produce a lot ourselves. Russia will undoubtedly free itself from past dependence in a whole range of product groups. In the same way that over the past ten years it has become independent of food imports. This is an inevitable development, and there is no turning back.”
Melnichenko continues:
“Secondly, the shortage of labor has caused wages to rise, which in turn will stimulate increased productivity, including as a result of automation and digitalization. Thirdly, Russian industry is looking to China, which is significantly more competitive than Europe and where there are many opportunities. This is a long-term trend.”
Melnichenko does not agree with those who predict that the Russian economy, as a result of sanctions and the lack of technology transfer from the West, will become more primitive and will be based more on the export of raw materials.
He says:
“In Russia, productivity is low because labor has been cheap. Therefore, there have been no economic incentives for automation. That will change quickly. In Russia, there is a lack of own technologies because people were not aware that they could easily lose access to them. This has now been recognized, and therefore that will also change.”
Mismatch between monetary policy and industrial policy
Melnichenko acknowledges, however, that the high interest rate, currently 21 percent, is making it harder for the manufacturing sector. Higher wages are helping to push up inflation, and the central bank is trying to control it with high interest rates. There is, he says, a mismatch between monetary policy and industrial policy, but the Russian economy has fundamentally shown an astonishing ability to adapt, so he sees it as a temporary challenge.
Melnichenko adds:
“In the long term – in ten years’ time – I see no fundamental problems. What does not kill us makes us stronger and more energetic. I have no doubt for a second that Russia will eventually master new technologies, and our education system and science will be restructured. We have no other way out. And when there is no other way out, Russia has always gathered its forces and solved its problems. Look at history. Russia was a backward country in 1905, when we lost the war to Japan. Over the next ten years, Russia experienced radical technological development. The same thing happened after the revolution in 1917 and the civil war, when 10–15 years later we underwent extensive industrialization. After World War II, the country was again in ruins, but still we came back and got nuclear weapons, modern aircraft, sent the first man into space and much more. Two-three more years of sanctions on technology, and we will realize that it is serious, and then we will gather forces, and in 10–15 years history will repeat itself.”
Technology transfer is no longer a problem
In connection with the transition to a market economy in the 1990s, many Western companies invested in Russia. They built factories and production, and thus there was a transfer of modern, Western technology. As far as I understand, the Chinese are not doing the same. Yes, they are trading with Russia like never before, but they are not investing in production in Russia.
"That's not right. The stage that required foreign investors for technology transfer was over long before 2022. Russia in 2025 is not Russia in the 1990s. We are now much more developed and are able to solve engineering tasks on our own, and those that are missing we can buy."
What is the biggest problem facing the Russian economy today?
“In the short term it is monetary and credit policy, but it is an internal problem, lack of coordination. In the short term we are still in a transitional phase where we need to get spare parts for things that are produced in the West, aircraft for example, but it is only a matter of time before it is resolved, three-four years. I do not think that Airbus will return to the Russian market at a later date and have even half the role that the company had before the war.”
The liberal Russian economy
I have a question about how Russia works. You yourself went to an elite school for gifted students in mathematics and physics. The Russian mathematics school is in the super league, the Russian engineering school is at the top level, and that is why you find them in companies and research institutions in the US, Israel and other Western countries. Why doesn't this high level lead to Russia being a leader in technological innovation and companies that can compete with leading companies in the US and China?
“The Russian economy is extremely liberal. In a liberal economy, capital goes where it makes the most sense. In a country so rich in natural resources, you don’t get as much out of investing in complex things as you do by investing in the extraction of raw materials and primary processing. Over time, all niches for such investments will be taken, and the remaining capital will inevitably start moving to less profitable or riskier investments. The ability not just to implement, but to generate innovation gives a competitive advantage here. This is exactly what happened in several sectors of the Russian economy even before the sanctions.”
Melnichenko continues:
“Another limitation for Russia concerns access to the market for technological innovation. The US took a big chunk of it after getting rid of European and British high-tech companies. In 1990, Europe produced 44 percent of all semiconductors, while by 2021 that number had fallen to nine percent. The six most valuable technology companies in the world are American, if you look at capitalization. Among the top ten, there is not a single European company, and in the top 20 there are only two, Dutch ASLM and German SAP. In 2023, Volkswagen was the only company in the top 10 on the list of the 2,500 largest investors in research and development in the world. The US succeeded because it introduced rules of the game that favored American companies.”
Meltnichenko adds:
“China has established itself as a leading player in the high-tech market by leveraging its access to a huge domestic market and to the markets of several of its major trading partners. Russia had neither the first nor the second option, and there remains significant potential for attractive investment in simpler projects.”
Technological sovereignty
What about technological sovereignty?
“As mentioned, a liberal economy does not create demand for high-tech products and does not ensure technological sovereignty. A liberal economy creates demand for the most efficient placement of capital, and that is precisely why it previously made no sense to invest private capital in high technology. Russia continued to produce good brains, but there was virtually no demand for them in the economy except for the nuclear industry and weapons production. As a consequence of this situation, a massive brain drain occurred. People go where there is demand for their knowledge and skills. It is good for them, but bad for Russia. It is a consequence of the liberal economic model. The state should of course have been aware of the need for technological sovereignty at an earlier stage. But in that area too, there is a short-term negative trend and a long-term positive trend.”
What is the short-term trend?
“The severance of technological and economic ties with the West immediately caused many talented people to leave Russia. This short-term trend is, of course, negative.”
So what about the long-term trend?
"Firstly, many are returning. Secondly, it is a positive trend that there is now an objective need to develop and produce advanced technology, for example turbines, compressors and aircraft. Over the past three years, progress has been made in a number of areas that has not been seen in the past 15 years."
Impaired flight safety
We hear stories that airplanes will soon crash in Russia because they cannot be maintained.
“Yes, it is obvious that the Western sanctions in relation to servicing Western-made aircraft pose a risk to passengers. It is dangerous and not very humane. Russian airlines once bought a fleet of Western aircraft in the belief that it was safe and that they would always have access to them. It is difficult to service a foreign technology when you do not have access to spare parts.”
Melnichenko adds:
“How could this happen? Not because the Russians are stupid and cannot solve such a technological task. Russia also fell victim to the mechanisms of its extremely liberal economic model and, most importantly, to its belief that a targeted deterioration in the safety of civil aviation cannot be used as a weapon in the 21st century. If the situation is not resolved, Russia will face a painful period.”
Gene-raised production of good brains
Melnitchenko's foundation has a project to support gifted children, and he says that despite the liberal model and brain drain, it has succeeded in preserving the professional foundation within mathematical education and other sciences, even though it has been an increasing challenge.
He elaborates:
“If the previous model had continued for another ten years without considering the risks associated with losing access to important technologies, we would have had structural problems in rebuilding our foundation, but I am now sure that we will be able to restore the production of smart people. Our labor market has been extremely stimulated in that direction. It will take some time, but it will happen. Today, there are chemical engineers in Russia who can work with quantum computers, and they earn more than in Europe. Russia will once again become an attractive country for people with good brains. It is also interesting what will happen to the financial system. I am sure that the exclusion of Russia from payment in dollars and euros will lead to an innovation that will fundamentally change the global payment system. I believe that in five years there will be no problems with our payment system.”
But won't Western capital stay away, and if so, will capital be found elsewhere?
“A country like Russia, which traditionally exports capital, will not have problems with access to financial capital in the long run.”
Russia and Europe have shot themselves in the foot
Do you think the West has shot itself in the foot?
“Both Russia and Europe have shot themselves in the foot. The severance of ties between the Russian and European economies is a big mistake that has led to the weakening of both. There is no catastrophe happening, neither in Russia nor in Europe, but if this had not happened, economic growth in both Russia and Europe would have been greater. And people would live better, and the world would be a significantly safer place.”
In connection with the war in Ukraine, Melnichenko points to a couple of things. First, he has no doubt that Putin will respond with further escalation to any Western escalation. Russia will have to respond, otherwise it will appear weak, and Russia will not do that under any circumstances. The claim that the Global South or others can pressure Putin is, according to Melnichenko, an expression of deep naivety on the part of people who do not know what they are talking about.
He says:
“If the escalation continues under Trump, and the Russian leadership gets the impression that this is a problem that has no hope of finding a solution, it will end in a world war.”
Otherwise, Melnichenko estimates that the hostilities will end during 2025, but he points to a problem seen through Moscow's eyes.
“I would venture to say that no peace agreement will be signed until elections are held in Ukraine. Russia will not repeat the mistakes it made with the Minsk agreements in 2014 and 2015, when the agreements were signed by the Ukrainian president but could not be implemented because there was not enough support in the parliament and in Ukrainian society.”
He concludes:
“This war will not end in defeat for Russia. That is out of the question. Europe and Russia will have to rebuild their relations from scratch, and Ukraine will also have to find its place in the world after the war. This means that the issue of reconciliation between Russia and Ukraine is unavoidable, and it also means that representatives of Russia and Ukraine will negotiate such a reconciliation based on their true national interests. And the sooner they both realize that the reconciliation process should not involve those parties whose national interests do not coincide with the earliest possible end to this tragedy in the history of the Russian and Ukrainian people, the sooner Russia and Ukraine will find a solution.”
Если читаем на датском - по ссылке https://frihedsbrevet.dk/er-det-blevet-meningsloest-at-bekaempe-den-globale-opvarmning/,
Andrey Matuzov6 февраля 2025
Комментарии
Показать все комментарии